Хотя случись им с Калокиром схватиться в настоящей сече, скорее всего, биться они будут верхом. А сойдись они в чистом поле… Духарев достал бы ромея стрелой шагов за сто. Ну за пятьдесят, чтоб наверняка.
— Любо, патрикий! — воскликнул Святослав, отбрасывая меч и обнимая тяжело дышащего, разочарованного Калокира. — Славный ты поединщик! Ох, славный!
— Так уж и славный, — пробормотал патрикий. — Второй раз меня на твоем дворе побили. Сначала воевода твой, теперь ты. — И добавил с почти мальчишеской запальчивостью: — А ведь у нас, в Херсоне, равных мне нет!
— Ну так и у нас, в Киеве, равных тебе немного, — утешил ромея Святослав.
— Второй раз меня на твоем дворе побили. Сначала воевода твой, теперь ты. — И добавил с почти мальчишеской запальчивостью: — А ведь у нас, в Херсоне, равных мне нет!
— Ну так и у нас, в Киеве, равных тебе немного, — утешил ромея Святослав. — Давненько я так славно не единоборствовал! Пестуны мои, Серегей да Асмуд, биться со мной более не хотят. Должно, боятся, что я их побью!
Великий князь подмигнул Духареву.
— Боятся, как же… — проворчал Калокир. — Воевода Серегей меня с первого удара приложил. Тебе, должно быть, рассказывали.
Духарев скромно промолчал. Знал: своей победой он обязан полусекундной растерянности ромея от того, что отменно поставленный удар не достиг цели.
Коли по правде, случись такое в настоящем бою — тут бы недооценившему ромея Духареву и конец. Под мышкой панциря нет, только кольчуга. Тупое деревянное острие скользнуло по коже. Боевое жало не соскользнуло бы: прошило бы кольчужные кольца и вошло между ребер — прямо в сердце.
Но развеивать миф о собственном великом мастерстве и успокаивать ромея Духарев не стал.
Патрикий, впрочем, утешился сам. Увидел, что потешным поединком завоевал расположение князя, — и сразу повеселел.
С тех пор они со Святославом бились не единожды. В фехтовании неизменно побеждал великий князь. Но политически несомненно выигрывал Калокир. Хитрец?ромей влез?таки в доверие к Святославу, причем настолько, что перед отбытием патрикия в Таврику посол византийского кесаря и великий князь киевский побратались.
Неизвестно, что думал христианин патрикий, свершая сие языческое действо. Может, считал, что обретает таким образом власть над великим князем. Коли так, то его ждет сюрприз. Не шибко разбиравшийся в «варварских» ритуалах патрикий так и не узнал, что старшим из побратимов стал не он, а Святослав. Согласно же Правде, если старшему надлежит заботиться о младшем, то младшему положено подчинятся старшему. Впрочем, расстались они очень тепло. Калокир мог быть доволен. Поручение кесаря исполнено: киевский князь взял деньги и готов напасть на Булгарию. Более того, патрикий завязал личные отношения с великим князем, что наверняка многократно повышало его политический вес в дипломатических кругах Константинополя. Правда, вряд ли настолько, чтобы сделать Калокира реальным претендентом на верховную власть, но вполне достаточно, чтобы теперь он был уже не пешкой, а фигурой. Хитрый патрикий Калокир… Он ведь и впрямь может привести Святославу ромейских воинов. В херсонском доме тоже есть катафракты. Немного, сотни три?четыре, но тут Святослав прав: важен сам факт присутствия ромейских воинов в киевском войске. Никто не станет разбираться — из тагмов[32] ли ромейская кавалерия, или из фемных войск[33].
Но с ромеями или без них, а булгарскому походу — быть. Со всех подвластных Святославу земель к Киеву стекались воины: опытные гридни из дружины Роговолта и молодые безусые вятичи, ополченцы?уличи и новгородские охотники. Шли привлеченные славой и будущей добычей хузары, ясы, касоги, гузы и прочие ныне подданные Киеву племена. Готовились присоединиться союзники: нурманы, печенеги и угры. Уже намечены были пути и назначены места сборов. Первым воеводой Святослав определил Свенельда. Духарев получит под начало тяжелую пехоту: варягов и скандинавов. Его личная дружина тоже пересядет с седел на гребные скамьи драккаров и лодий, которые сначала поплывут по Днепру, потом по морю, а затем войдут в устье Дуная. А многотысячная конница двинет сушей… Весело будет! Булгарии нипочем не устоять!
Так говорили в Киеве. Но Сергей знал и другое. Кесарь Петр времени даром не терял, срочно наращивал численность конницы, обязал своих боляр воинской повинностью, спешно обновлял и обустраивал римские крепости вдоль Дуная.
У Петра был серьезный козырь. Он крепко стоял на своей земле, тогда как русам предстояло высаживаться на берег: с кораблей, вплавь или бродом форсируя многоводный Дунай. В любом случае им придется начинать из очень невыгодной позиции, когда даже троекратного превосходства может оказаться недостаточно. Но все равно походу — быть. Алчность и жажда славы сильнее осторожности и рассудительности.
Духарев, впрочем, не жаждал ни славы, ни добычи. Все это у него уже было. И власти ему тоже хватало. Но он соединил свою судьбу с судьбой Святослава, а великий князь киевский сейчас был более всего похож на изготовившегося к прыжку пардуса. Его не удержать. Да и не стал бы Сергей удерживать князя. Кое?кто в Булгарии Духареву изрядно задолжал. Надо взыскать. С процентами.