У Киева стены были попроще. А у княжьего Детинца вместо стен — и вовсе бревенчатый частокол. Говорили в Киеве и Преславе, считай, на одном языке — славянском. Но разница между культурами племен одного корня была весьма значительная. Впрочем, по здешним понятиям, общность языковая — не повод для дружбы. Да и сходство между русами и булгарами только языком и ограничивалось. Здесь, на Дунае, все пропиталось Римом. И Вторым — нынешней Византией, и Первым. Здесь, вдоль Дуная, стояли стандартные римские крепости, связанные старыми, но превосходно сохранившимися дорогами. Здесь кланялись Христу и писали на пергаменте. В Киеве же приносили жертвы языческим богам и резали значки на бересте. Или рубили на камне. А дороги… Дороги и через тысячу лет останутся в России — без разницы, Великой, Малой или Белой — слабым местом. Все разное, кроме языка. Тем не менее Духареву очень хотелось договориться с кесарем Петром. Он изначально был расположен к булгарам — из?за Слады. А вот Святослав никаких симпатий к булгарам не питал. Может, не забыл, что во времена княжения его отца кесарь Петр сыграл на стороне ромеев, а может, в силу обычной установки повелителя, гласившей: дружи с тем, кто полезней.
Сергею вспомнился разговор со Святославом, состоявшийся вскоре после их возвращения в Киев.
… Они стояли вдвоем на Перуновом холме. Вчерашняя кровь на губах идола еще не успела почернеть.
«Золотые усищи и кровь.
Вот оно, воплощение войны», — подумал Духарев.
О чем думал Святослав, сказать было трудно. Великий князь в белой рубахе, без брони, с одним только мечом, стоял перед полуторасаженным истуканом, гордо задрав подбородок с такими же пшенично?золотыми (он давно уж перестал их синить) усами. И губы у князя тоже были яркие, красные. Не от крови, конечно, от молодости.
Вчера, когда творили благодарственные обряды, Сергея тут не было. Ни Сергея, ни его сына, хотя традиция и право требовали их присутствия среди старшей дружины.
Артема не пустила мать, а Духарев сам не пошел. Велел взять на торгу семерых мужчин?рабов и передать жрецам с соответствующим денежным подарком. Откупился.
Но сегодня князь сам прислал за Духаревым и попросил (именно так, не велел, а попросил) сопутствовать ему в прогулке, которая и привела их сюда, на Перунов холм.
Прошлой ночью здесь побывало множество людей. Кровь была не только на губах идола, вся земля пропиталась ею. И запах был соответствующий — пахло кровью и дымом. Очень подходящий запах для обители бога войны.
— Не принимаешь ты Перуна, воевода, — негромко произнес Святослав.
Князь смотрел уже не на идола, на Сергея. Духарев промолчал.
— Может, и хорошо, что ты христианин, — сказал Святослав. — Говорить тебе придется тоже с христианами. Я хочу, воевода, чтобы ты поехал в Булгарию — Дунайскую Булгарию — и предложил её кесарю военный союз.
— Против ромеев? — Да.
— Как скажешь, — Духарев вздохнул.
Он очень рассчитывал провести этот месяц с семьей. А в конце сентября отправиться с князем в Смоленск, потом в Полоцк. Повидать Устаха, Роговолта, Гудыма…
Святослав как будто угадал его мысли.
— Не сейчас, воевода, — сказал он. — Сейчас ты мне нужен здесь.
— Весной?
— Нет. Весной ты поедешь к касогам и ясам. Наберешь охотников служить в моем войске. У тебя это хорошо получается.
— Может, лучше к вятичам?
— К вятичам Свенельд пойдет. Ты слишком добр, а с вятичами суровость нужна. Зато для ясов с касогами ты — в самый раз, тем более что в моей дружине, которая их побила, тебя не было.
Духарев подумал немного, потом предложил:
— Совет, княже. Не надо ждать весны. Пошли им вестника. Пусть предложит охотникам переселиться сюда.
— Куда — сюда? — нахмурился князь.
— Сюда, в Приднепровье. На рубеж. Дай им земли на том берегу Днепра. Пусть встанут между Киевом и Степью.
— Неглупо, — признал Святослав. — Но поедут ли? Из родных мест, от могил предков…
— А ты им денег пообещай, женщин. И от всякой дани освободи лет на пять. Пусть их данью будет только служба ратная. Всем народом они, конечно, не переселятся, да нам все и ни к чему. Придут на твой зов самые лихие — это вдвойне хорошо.
— Почему — вдвойне?
— Потому что именно такие станут роптать против твоей власти и других будоражить. А здесь они будут под присмотром, да и корней у них тут нет, так что хочешь не хочешь, а станут тебя держаться.
Святослав потер лоб, пощипал ус…
— Умно, — признал он. — Ты мудр, воевода.
— Это не я придумал, — отвел похвалу Духарев. — Так еще древние ромеи поступали.
Хотя честно сказать, на эту мысль его натолкнуло воспоминание о казаках.
— Вот я и говорю, мудр, — сказал Святослав, для которого ум без знания был не мудростью, а хитростью. — И с булгарами у тебя тоже хорошо получится.
— Не уверен, — покачал головой Сергей. — Насколько я знаю, у Петра с ромеями старинная дружба.
— Насколько я знаю, у Петра с ромеями старинная дружба. Да и трусоват он. Наверняка откажется.
— А коли откажется… — Святослав усмехнулся. — Так это, воевода, еще и лучше!
* * *
Духарев жил в столице Булгарского царства третью неделю, и это время Преслава уже успела ему порядком надоесть, а симпатии к булгарам поубавились. Столичная общественность посла не замечала. Надо полагать, потому что его «не замечал» кесарь Петр. Обещанное Сурсувулом содержание прислали. Его как раз хватило бы на сено для коней. На ячмень уже не осталось бы. Духарев возмущаться не стал: чай, не нищие. Но сделал отметочку в памяти: при случае взыскать должок.