С момента образования Ройменбург получил статус вольного города, и хотя в просвещенной и уже вовсю вступающей в капиталистическую ипостась существования Европе приветствовалось объединение, а не самоопределение по мелочам, тени позднефеодальных отношений еще сохранялись.
Впрочем, уверен, в сводах законов любого европейского государства непременно найдется немало следов старины или незамеченных модернизаторами, или нарочно оставленных на добрую память или в назидание потомкам. Так и мой родной город, находящийся в стороне от основных торговых и финансовых путей и тщательно поддерживающий нейтралитет по любому вопросу, а потому не заинтересовавший никого из властьпредержащих, получил возможность обзавестись всеми доступными и недоступными регалиями. Конечно, «вольница» на ту пору практически не имела смысла для мира за пределами городских стен, но зато внутри них…
Я не углублялся в изучение всех благ и льгот, предоставляемых статусом гражданина, но одну вещь во время службы в полиции заучил наизусть. Гражданин Ройменбурга, даже будучи обвиненным в убийстве, не подлежит задержанию. Стоит сделать шаг вон из Ройменбурга, и тебя ждет федеральный розыск, но пока остаешься в городе, ты совершенно свободен в своих поступках. Хоть еще с десяток раз нарушь закон — до суда никто и слова не скажет.
Как намекают хроники, столь странная поблажка в отношениях граждан и закона возникла по причине того, что у руля управления новорожденным Ройменбургом встали люди, за которыми тянулся шлейф всевозможных проступков, и подобная мера была попыткой обезопасить себя. Сейчас историческую правду установить уже невозможно, зато доподлинно известно другое: среди всех осужденных за последние три столетия преступников граждан города можно пересчитать по пальцам, причем одной руки. А причина весьма проста.
Чтобы стать гражданином Ройменбурга, необходимо не только родиться здесь, но и встретить совершеннолетие: именно по исполнении двадцати одного года на пышной церемонии ты получаешь пергамент с массивной магистратской печатью. Конечно, это требование вовсе не означает невозможность кратковременной отлучки. Появились дела или необходимость уехать? Пожалуйста. Но не более, чем на полгода подряд. Превысишь срок — потеряешь все шансы на гражданство. Несправедливо? Да как сказать…
Маленький город, родившийся независимым, больше всего на свете желал таковым и оставаться, а для этого необходимо было удерживать жителей в родных стенах, создавая условия, привлекательные и привлекающие. Что может быть милее полной свободы, пусть и только в одном отдельно взятом городе? А если еще при этом получаешь право голоса в Законодательной коллегии и долю в городском имуществе… И совершать преступления не хочется, и уезжать прочь — тоже. Тайны Ройменбурга хранятся свято, во внешний мир просачиваются лишь слухи о невероятных привилегиях граждан, но и туманных намеков хватает, чтобы год за годом в город приезжали все новые и новые люди, надеющиеся обеспечить своим детям более завидную жизнь, чем своя собственная.
Я не собирался становиться гражданином нарочно, так получилось: отец задерживался в Ройменбурге по делам службы, а мне не захотелось уезжать на учебу в Англию, потому что… У меня в городе были друзья. Или мне лишь казалось, что были, неважно. Каприз судьбы сделал свое коварное дело, и Джек Стоун неожиданно для самого себя стал гражданином вольного города, после чего мысли об отъезде уже не возникало.
Вполне возможно, в процедуру присвоения гражданства вмешалась самая настоящая магия, черная или белая, но когда хрусткий пергаментный свиток, перевязанный темно-лиловой шелковой лентой, лег в мои ладони, я отчетливо понял: мы с городом соединены навсегда. С тех пор вот уже больше дюжины лет, изредка покидая Ройменбург для совершения деловых поездок или чтобы навестить родителей, я начинаю тосковать, едва последние ивовые рощи предместий скрываются из виду. Тоска — не лучшая спутница в путешествиях, но она тоже часть контракта, заключенного с городом. Неотъемлемая, болезненная, зато позволяющая еще дороже ценить то, чем владеешь.
— Сколько времени вы знакомы с фроляйн Нейман?
— Вторые сутки.
Неотъемлемая, болезненная, зато позволяющая еще дороже ценить то, чем владеешь.
— Сколько времени вы знакомы с фроляйн Нейман?
— Вторые сутки.
Инспектор недоверчиво дернул бровью, но вслух высказывать своих сомнений не стал, продолжив допрос на прежней бесстрастной ноте:
— Какие отношения вас связывали?
— Исключительно деловые.
Он откинулся на спинку стула и примерно с минуту изучал меня хитрым взглядом, а я прилагал все возможные усилия, чтобы не читать мысли, роящиеся в голове полицейского и орущие едва ли не громче, чем звучит его голос.
— Тогда как вы объясните вчерашнее происшествие в ресторане?
— Происшествие?
Прикидываться удивленным не могу, да и не считаю необходимым. Во-первых, все равно правдоподобно не получится. Во-вторых, я прекрасно знаю, о чем идет речь, но только со своей стороны. Вполне возможно, выяснились новые подробности или обстоятельства, а мне хоть и не положено участвовать в расследовании, но любопытство — мучительнейшая штука в мире.