Берг, только что вошедший в кабинет с папкой, распухшей от бумаг, не удержался и прыснул. В кулак, но все равно смешок прозвучал слишком отчетливо, чтобы оставаться тайной.
Карие глаза сузились, словно прицеливаясь в мишень на стрельбище:
— Инспектор, вам смешно?
— Простите, это нервное.
— Изо всех присутствующих в этой комнате нервничать должен только один человек, причем не вы и не я, а почему-то все получается ровно наоборот!
— Любезная фрау, а есть ли вообще причины для волнения?
Эрика встала и перегнулась над столом, наклоняясь ко мне:
— Я подам на вас рапорт, герр Стоун. За самовольное вмешательство в ход следствия. И поверьте, опишу все настолько красочно, что вас больше и на пушечный выстрел не подпустят к расследованиям. Никогда. Вы в состоянии понять смысл этого слова? Никогда!
Нашла, чем напугать. Я и сам не собираюсь в ближайшее время встревать в полицейские дела. Хотя, не буду врать: мне было приятно снова окунуться в знакомую атмосферу.
— Сделайте милость. А герр старший инспектор всецело и с удовольствием поддержит вашу инициативу.
Эрика с подозрением посмотрела на ухмыляющегося Берга. Видимо, со стороны моя неожиданная покорность судьбе в лице рыжеволосой поборницы справедливости выглядела коварным подвохом.
— Это правда?
Йоаким кивнул, все еще улыбаясь:
— Даже буду вам благодарен. Видите ли, этот парень и раньше был способен причинить немало беспокойств, а теперь, когда имеет право не отвечать за любые, самые дурацкие поступки, лично мне было бы спокойнее держать его подальше от таких вещей, как убийства.
Только неосведомленному и плохо знающему герра старшего инспектора человеку могло показаться, что Берг говорит шутливо, а я, глядя в строгие глаза, прекрасно знал: мой старый приятель взбешен не на шутку. Хотя, а кто бы не взбесился на его месте? Не ставя никого в известность, отправиться на встречу с предполагаемым убийцей, а потом проделать все возможное и невозможное, чтобы нарваться на нападение… Я бы себя по голове точно не погладил.
— И что мы запишем в протоколе?
— Правду.
— Чью? — ехидно уточнила инспектор Шофф.
— Давайте подумаем. — Берг расположился за столом так, чтобы хорошо видеть и меня, и Эрику. — Пересказывать всю хитроумную комбинацию, придуманную этим беспечным субъектом, вряд ли стоит.
— Пересказывать всю хитроумную комбинацию, придуманную этим беспечным субъектом, вряд ли стоит. Хотя бы потому, что он сам ее не подтвердит, а других свидетелей у нас нет. Нужно изобразить что-то нейтральное и правдоподобное… Есть предложения, Джек?
— Сколько угодно. Скажем, я пришел проверить состояние квартиры фроляйн Лойфель, а на лестнице столкнулся с убийцей.
— И он решил напасть? Ерунда! Ни один суд не поверит, что маньяк, преследующий женщин субтильного вида, вдруг ни с того ни с сего набросится на крупного и сильного мужчину, — возразила Эрика.
— А мы перекинулись парой слов. Я высказал предположение, что он пришел посмотреть на место убийства, причем выразился в такой форме, что воспаленная психика не выдержала и дала сбой. Проще говоря, парень решил, что мне известные какие-то подробности происшедшего. А как обычно поступают в таких случаях преступники? Убирают свидетелей.
— Преступники! — фыркнул Берг. — Знаешь, ему, скорее всего, даже пожизненное не назначат.
— Почему это?
— А вот, почему. — Он раскрыл папку. — Душещипательнейшая история, между прочим. Молодой человек из не слишком обеспеченной семьи, с детства проявлявший способности к изобразительному творчеству. Устроить сына в студию на обучение к профессиональному скульптору мать не могла, поэтому заниматься лепкой и всем прочим Матиас Холле начал сравнительно поздно, уже в последних классах муниципального колледжа, когда устроился уборщиком в мастерскую герра Альберта Шнайдера. Слышали о таком?
Я отрицательно мотнул головой, а вот Эрика задумчиво нахмурилась.
— Шнайдер, Шнайдер… Скульптор… Что-то очень знакомое, только не могу вспомнить.
— В марте этого года Альберт Шнайдер, известный скульптор, один из признанных мэтров современного искусства, покончил с жизнью, выбросившись из окна своей мастерской.
— Убийство или сам? — заинтересованно спросила Эрика.
— Сам.
— Есть свидетели?
— Да. Инспектор полиции и офицеры сопровождения, пришедшие, чтобы арестовать герра Шнайдера.
— Все, вспомнила! — заявила инспектор Шофф. — Любопытное было дело.
Я тоже люблю слушать и смотреть полицейскую хронику.
— А меня никто не просветит?
— Ну, поскольку это происшествие имеет прямое отношение к нашему делу, тебе будет интересно. Вот, ознакомься. — Берг протянул мне несколько скрепленных между собой листов бумаги.
Ну-ка, посмотрим.
Альберт Шнайдер, пятидесяти трех лет, известный скульптор… Выбросился из окна через минуту после того, как инспектор предъявил ордер на арест. Самоубийство было признано судом неоспоримым доказательством вины, хотя присяжные долго не могли принять какую-либо сторону.
И в чем заключалась вина? Ага, вот. Герру Шнайдеру уже посмертно было предъявлено обвинение в неумышленном убийстве ученицы художественного колледжа, восемнадцатилетней Элизы Хильфнер, причем вина скульптора была установлена с участием сьюпа по имени… Моника Хертиг. Хм. С этого все и началось? Почему же полиция не обратила внимания на совпадение имен? Хотя, я и сам могу ответить на этот вопрос. Судя по досье, фроляйн Хертиг была активно практикующим сьюпом, и в ее послужной список входило уже более сотни расследований, а дело Хильфнер было отнюдь не последним на момент смерти Моники. Полиция, скорее всего, проверяла версии, но попросту не добралась до нужной. Не успела. Времени не хватило.
Как обычно.
Что же там стряслось? Девушка попала под машину. С виду обычная авария, но по экспертному заключению сьюпа, погибшая находилась в состоянии крайнего психологического возбуждения, близкого к помешательству, а причиной спутанности мыслей явились как раз действия известного скульптора. Наверняка, в ходе следствия было установлено и описано множество разных подробностей, но суть, согласно краткому отчету, сводилась к следующему.