Шею девушки плотно облегал терновый венец. Ну да, совсем такой же, как у Христа на распятиях, только сделанный, по всей видимости, из медицинской стали.
Шею девушки плотно облегал терновый венец. Ну да, совсем такой же, как у Христа на распятиях, только сделанный, по всей видимости, из медицинской стали. И шипы, похоже, заточены на совесть, потому что в тех местах, где они касаются кожи, отчетливо видны яркие пятнышки выступающей крови.
— Он здесь, — бесстрастно сообщила девица в микрофон изящной гарнитуры, закрепленной на левом ухе.
Чернявый сплюнул в сено под своими ногами:
— Дрянь… Ты все-таки меня нашла.
— Вы знаете правила: без резких движений, без попыток давления. — Равнодушие в голосе осталось прежним, зато рука вновьприбывшей в неуловимом движении обзавелась пистолетом. Дамским, разумеется, но вполне убойным.
— Иначе что? Застрелишь меня?
Ответа не последовало, видимо, девица чего-то ждала, сосредоточенно-равнодушно держа чернявого на мушке. И дождалась.
Он вошел в подвал неторопливо, как человек, знающий себе цену и привыкший получать заслуженные почести хотя бы в виде уважения. Высокий мужчина, чуть сутулящийся, но скорее от возраста, тянущего к земле, чем по старой привычке не выделяться на общем фоне. Морщинистое лицо, особенно когда я смог увидеть его в профиль, напомнило мне своим внутренним благородством портреты венецианских дожей. Но больше всего удивляло не само появление благообразного старика, а его облачение. Строгий черный костюм с белой полоской на воротничке. Он что, священник? Настоящий?
— Ай-ай-ай, Родерико, как же надолго ты нас покинул… А мы уже соскучились по тебе. Пора домой, мальчик мой.
— Магистр так хочет меня видеть, что послал своих лучших гончих? — скривился чернявый. — Можете передать ему, я не вернусь.
— Полагаю, это решать не тебе, Родерико. Ты самовольно оставил приход и не подавал вестей о себе почти полгода. Что ты делал все это время? Пора дать отчет.
— Угадай сам, если ты так умен, как о тебе говорят!
— Я не гадаю там, где под рукой есть факты, — спокойно возразил священник. — Зачем ты ввязался в убийства, мальчик мой? Ты желал сражаться? Так что мешало тебе подать прошение магистру? И твоя страсть нашла бы себе достойное применение.
— Я просил, и ты знаешь об этом, старикан! Просил… Но он отказал мне. Улыбнулся и отказал.
— Значит, такова была воля Господня.
— Не Господня, а его воля, только его! — зло выкрикнул мой похититель. — Он решил, что лучше знает, кому какой путь предначертан? Так вот, свой путь я выбрал сам. Сам! И доказал, что могу пройти по нему!
— И ты ушел слишком далеко. — С тихой скорбью, словно завершение молитвы, произнес старик.
— А я не собираюсь останавливаться! Я понял, в чем заключается предназначение таких, как мы! Нам суждено править этим миром, а не прятаться по щелям. Править! Ты понимаешь, что это значит?
Священник посмотрел на чернявого с искренним сожалением не только во взгляде, но и в грустной улыбке.
— Я понимаю, почему магистр отказал тебе.
— Это же так просто, править! — Маньяк воздел руки к потолку. — Если Господь подарил нам такую власть, разве не самым смертным грехом будет отказываться от нее?
Старик покачал головой, тяжело вздохнул и повернулся к чернявому спиной, показывая, что разговор окончен.
— Эй, не отворачивайся! Я хочу видеть твои глаза, когда… — Последовал судорожный взмах рукой, указывающий в мою сторону.
— Когда этот человек умрет.
О, мы передумали обзаводиться домашним питомцем? Ну конечно, сейчас речь идет об отстаивании некоего права на личную свободу и самостоятельность, а в таких делах все средства хороши. Особенно заемные.
— Тебя я заговорить не могу, твоя маленькая дрянь тоже приняла меры, а вот он совершенно беззащитен!
Меры? Имеет в виду шипастое ожерелье? Но как оно способно помочь? Оно всего лишь причиняет пульсирующую боль, возможно, отвлекающую на себя часть мыслей, но этого ведь слишком мало, потому что основная угроза снаружи. Впрочем, если знать, что любая боль помимо той, что причиняют шипы, будет заведомо наносной, злоумышленной, ее можно разделить, идентифицировать и уничто… Стоп. На такое способен только тренированный медиум. Так значит, эта девица…
«Мы коллеги. Но знакомиться не будем. Некогда.»
— Магистр велел доставить меня обратно? И наверняка ведь, живым? Да, живым! И я могу делать все, что захочу, а ты не сможешь меня остановить!
В следующее мгновение я почувствовал нарастающее давление внутри черепной коробки. Лишенная каких-то осмысленных образов и форм волна собиралась накрыть мое сознание и погрести под собой. Наверное, в эту атаку чернявый вложил все имеющиеся силы, и она ужасала своей слепой, и при том поразительно быстро и верно находящей дорогу мощью. Но мне не было страшно, потому что гул внутри моей головы нарушился громким хлопком вовне, хлопком, эхом отразившимся от каменных стен подвала, многократно усилившимся и победившим штормовую волну в состязании голосов…
Девица вернула пистолет в поясную кобуру. Священник ласково провел ладонью по пелене черных волос:
— Спасибо, Арису. Ты, как всегда, ловишь мои мысли на лету.