— Немного, — уклончиво признала инспектор Шофф, хотя на самом деле, судя по смешанному фону мыслей, не представляла себе, чтобы человек с английским именем и фамилией всю жизнь жил в центре Германии и прекрасно себя чувствовал.
А мои родители несколько лет назад переехали в Англию. Странно звучит, да?
— Немного, — уклончиво признала инспектор Шофф, хотя на самом деле, судя по смешанному фону мыслей, не представляла себе, чтобы человек с английским именем и фамилией всю жизнь жил в центре Германии и прекрасно себя чувствовал.
— У вас еще есть вопросы ко мне?
— Возможно, не один и не два, но я сформулирую их в процессе, если вы не против… А пока поясните вот что. Вы сказали, что если человек касался предмета, который способен как бы записать в себе внешнее электромагнитное излучение, можно прочитать эту запись?
— Да, вполне.
— Какие предметы для этого подходят?
— В состав которых входят диэлектрики.
— Например?
Я задумался, вспоминая курс университетской физики.
— Стекло, пластик, резина… В принципе, любые материалы, не проводящие или плохо проводящие электрический ток.
— А почему же тогда при осмотре места преступления обязательно использование перчаток и пластиковых чехлов для обуви? Разве они не могут повредить следы мыслей?
— Практическим путем установлено, что не могут. Видимо, все дело в том, что заряд, в отличие от проводников, здесь не сосредоточен на поверхности материала, а слабо поляризованный диэлектрик сам по себе не является источником электромагнитного поля, способным изменить поляризацию…
Эрика зажмурилась, изображая на лице крайнее утомление:
— Не продолжайте. Пожалуйста. Подробным объяснением пусть занимаются ученые.
— Как скажете.
— А в обычной обстановке, уличной или квартирной, много находится предметов, сохраняющих мысли людей?
— Достаточно много. Но с течением времени поляризация ощутимо слабеет, поэтому при расследовании в основном обращают внимание на те предметы, которых жертва могла касаться непосредственно перед смертью. И, разумеется, пробуют прочитать мысли, которые задержались на теле. Обычно они довольно бессвязны, но и из хаоса сведений чаще всего удается выудить полезную информацию.
— Если хаос вообще есть, — подытожила федеральный инспектор.
Он есть всегда, фрау Шофф. Даже переходящие в ровный однонотный гул мысли тоже о многом могут рассказать. Например, о том, что человек был эмоционально потрясен, телесно возбужден и всякое другое, а такие, казалось бы, мелочи, часто оказываются тропинками, ведущими к успешному финалу расследования.
— Да, кстати. Вы не могли бы ознакомить меня с результатами работы моих коллег? Или это строжайше запрещено?
Эрика качнула головой:
— Нет. Было бы что запрещать… Впрочем, увидите сами. Инспектор, вы позволите воспользоваться вашим терминалом?
Берг покосился на монитор, кажущийся слишком большим для углового стола.
— Без проблем.
— Благодарю.
Инспектор Шофф привычно расположилась перед клавиатурой и ловко настучала по клавишам замысловатый код входа в федеральную сеть. Если бы я был действующим сьюпом, мне тоже был бы выписан доступ, правда, с совсем другими возможностями, а заодно с кучей утомительных обязанностей. Нет, все-таки хорошо быть свободным от системы! Хотя бы и такой ценой, которую заплатил я.
— Вас интересует единый отчет?
— Нет, желательно по каждому случаю отдельно.
Эрика усмехнулась.
Да-да, фрау, я уже понял, что все они похожи друг на друга, как капли воды. По крайней мере, для вашего карего взгляда. А я буду смотреть на них совсем с другой точки зрения, можно сказать, изнутри.
— Первая жертва. Моника Хертиг, двадцать три года.
Черноволосая курносая девчушка, хрупкая, как типичный медиум, но за счет этого выглядящая не на свой возраст, а от силы лет на семнадцать. Можно было бы заподозрить тягу маньяка к несовершеннолетним, если не брать в расчет внешнеий облик других жертв. К примеру, той же До, уж никак не похожей на малолетнюю девочку.
Отчет сьюпа: «Следы мысленной активности отсутствуют. Показания близки к коматозным.»
— Вторая жертва. Наташа Горовски, тридцать лет.
Невыразительное лицо, слегка оживленное россыпью веснушек.
Отчет сьюпа: «Полное рассредоточение мыслей на отдельные слоги и переход в единый ровный фон. Чтение невозможно.»
— Третья жертва. Элиза Новиц, двадцать семь лет.
Строгие, как будто вырезанные из дерева черты, упрямый взгляд.
Отчет сьюпа: «Обнаружены следы обрывочных мыслей, указывающие на беспокойство, но судя по времени фиксации, отстоят от момента убийства на промежуток времени от пяти до пятнадцати минут.»
Строгая, строгая, строгая-резная… Стоп. Резная? Этого не может быть. Но это есть и никуда не исчезает.
Я знаю эту женщину. Именно ее лицо смотрело на меня с деревянного медальона.
— Четвертая жертва…
Продолжать не хочется, потому что все внутри скручивается колючим клубком нетерпения, но процедура должна быть исполнена до конца. Порядок может бесить и вызывать жутчайшую ненависть, это верно. И все же, польза, которую он способен принести, во сто крат значительнее всех неудобств.
***
Вечером пришлось насильно влить в себя чай с медом и прочими народными средствами, обещающими крепкий и здоровый сон, но утром я едва дождался девяти часов, чтобы набрать номер Роберто.