— Вот, — протянула Тенчика Дине небольшой матерчатый сверток. — Это твое, ты это выиграла.
Дина с удивлением развязала сверток и увидела в нем кольца и золотые украшения, переданные ей Альбрехтом за победу в соревнованиях по бегу от бола — Возьми это, — настаивала Тенчика.
— Он знает? — спросила Дина — Конечно.
— Он очень добр.
— Я люблю его, — ответила Тенчика, поцеловав её на прощание и поспешно убегая прочь.
Я подошел к Дине и взглянул на переданные ей украшения.
— Для этого действительно нужно неплохо бегать, — заметил я.
Она весело рассмеялась.
— Здесь более чем достаточно драгоценностей, чтобы нанять себе помощников! — радостно потрясла она содержимым свертка. — Теперь я смогу снова открыть магазинчик моего отца и братьев!
— Если хочешь, я дам тебе в сотню раз больше? — предложил я.
— Нет, — с улыбкой отказалась она. — Это я выиграла. Я хочу сделать все самостоятельно.
Она подняла вуаль с лица и быстро коснулась губами моей щеки.
— Прощай, Тэрл Кэбот, — пробормотала она. — Желаю тебе всего хорошего.
— И я желаю тебе всего хорошего, благородная Дина из Тарии, — ответил я.
Она рассмеялась.
— Глупый, глупый воин, — покачала она головой. — Я всего лишь дочь бедного пекаря!
— Он был благородным, достойным человеком, — сказал я.
— Спасибо тебе, — пробормотала она.
— И дочь его — благородная, достойная женщина, — продолжал я. — К тому же очень красивая.
Я не позволил закрыть ей лицо вуалью, пока не запечатлел у неё на губах прощальный поцелуй.
Она опустила вуаль, прижала пальцы к своим губам, затем коснулась ими моих и поспешно оставила зал.
Элизабет наблюдала за нами, явно ревнуя.
— А она красивая, — мрачно отметила Элизабет.
— Да, — согласился я и, посмотрев на нее, добавил: — Ты тоже.
Лицо её расцвело улыбкой.
— Я знаю, — горделиво сказала она.
— Дерзкая девчонка, — усмехнулся я.
— Горианской девушке нет нужды притворяться, будто она не знает, что красива, — возразила она.
— Это верно, — согласился я. — Но почему ты сама решила, будто ты красивая?
— Я не сама. Так говорил мой господин, — пожала она плечами, — Он ведь не обманывает, не так ли?
— Не часто, — признался я. — Особенно в вещах столь важных.
— К тому же я видела, какие взгляды бросают на меня мужчины, — заявила Элизабет, — и знаю, что за меня можно получить хорошую цену.
От такой наглости я даже почувствовал легкое замешательство.
— Наверное, целую пригоршню золотых монет, — как ни в чем не бывало продолжала Элизабет.
— Пожалуй, — согласился я.
— Значит, я красивая, — подвела она итог.
— Верно.
— Но ведь ты не продашь меня?
— Пока нет. Посмотрим, сколько ещё ты будешь доставлять мне удовольствие.
— Ох, Тэрл! — испуганно воскликнула она.
— Ох, Тэрл! — испуганно воскликнула она.
— Господин, — поправил я.
— Господин, — немедленно согласилась она.
— Что ты хочешь сказать?
— Что я буду очень стараться доставить тебе удовольствие, — с улыбкой пообещала она.
— Значит, все будет в порядке, — заверил я её.
— Я люблю тебя, — внезапно сорвалось с её губ. Я люблю тебя, Тэрл Кэбот, мой господин.
Она обняла меня за шею и крепко поцеловала.
Я прижал её к себе, стараясь подольше удержать её губы в своих.
Мне трудно было даже представить себе, что эта очаровательная красавица в ошейнике с моими инициалами, эта волнующая Элизабет Кардуэл в прошлом являлась молодой секретаршей с Земли, на долю которой выпало столько испытаний в чужих для неё бескрайних горианских степях. Кем бы ни была она в прошлом — малозначительной служащей в одной из тысяч похожих друг на друга безликих контор, вынужденной отрабатывать свою мизерную заработную плату и выкраивать из неё крохи, чтобы иметь возможность не ударить в грязь лицом и произвести впечатление на своих подруг, столь же незначительных служащих из таких же незначительных контор, — теперь она была живой и свободной в проявлении своих чувств, хотя горло её сжимал ошейник, а тело было отмечено клеймом. Она превратилась в очаровательную, страстную женщину, дерзкую и милую, — одним словом, мою. Интересно, были ли на Горе и другие женщины с Земли, прошедшие такую же трансформацию, перерождение, те, кто, даже не отдавая себе отчета, страстно желал найти для себя мужчину и мир, в котором — пусть даже не по собственной воле, не имея иного выбора — они научились ценить то, чем обладали до сих пор, научились по-новому смотреть на жизнь, радоваться каждому её проявлению и чувствовать себя по-настоящему свободно и раскованно — как это ни покажется парадоксальным — даже в стягивающем их горло ошейнике. Так думал я и сам удивлялся своим мыслям: возможно ли вообще такое? Правы ли в своих заключениях горианцы?
Слишком уж фантастической порой казалась мне их психология.
Сейчас в тронном зале дворца тарианского убара оставались только Камчак с Африз, Гарольд с Херенои и я с Элизабет.
Камчак посмотрел на меня проницательно.
— Ну, в нашей игре, кажется, все складывается удачно.
Мне припомнился наш недавний разговор.
— Ты слишком рисковал, — ответил я, покачав головой, — когда не вывел войска из Тарии и не бросил их на защиту босков и фургонов, понадеявшись на то, что катаии и кассары придут тачакам на помощь.