— Что-то я не понимаю, — признался я.
— Подумай.
— Может, объяснишь?
— Ты что, до сих не понял?
— Нет.
— Коробанец несчастный, — пробормотал Гарольд; он встал на ноги, вытер кайву о рукав и вложил её в ножны.
— Ты куда? — спросил я.
— К себе в фургон, — доложил Гарольд. — Он прибыл вместе с босками и ещё двумястами фургонами, включая, между прочим, и твой.
Я приподнялся на локте.
— Но у меня нет фургона.
— Теперь есть, — возразил Гарольд. — И у меня тоже.
Я недоуменно смотрел на него, полагая, что начались его обычные тачакские штучки.
— Говорю тебе совершенно серьезно, — заверил меня Гарольд. — В тот вечер, когда мы отправились в Тарию, Камчак приказал выделить нам по фургону в награду.
Мы вспомнили ту ночь с её нескончаемым путешествием по подземной системе городского водопровода, колодец, наш плен, Желтый Бассейн, Сады Наслаждений Сафрара, украденных тарнов, бегствовсю сумасшедшую авантюру.
— В то время, — продолжал Гарольд, — наши фургоны, конечно, ещё не были выкрашены в красный цвет и не были полны трофеями и прочим богатством — ведь мы ещё не были командирами.
— Но за что он нас наградил?
— За храбрость, конечно.
— Просто за храбрость?
— За что же еще?
— За успешное выполнение операции, например. Ты вот добился успеха, получил, что хотел. Но я-то нет. Я потерпел неудачу. Я не заполучил золотую сферу.
— Золотой шар не имеет никакой ценности. Камчак сам это сказал.
— Он просто не знает, чего она стоит.
Гарольд пожал плечами.
— Может быть.
— Вот видишь: я не добился успеха.
— Добился.
— Какого? В чем?
— Для Камчака храбрость — уже успех; даже само по себе проявление храбрости — очень важная вещь.
Даже если ты при этом потерпел неудачу, ты все равно добился успеха.
— Понятно.
— Думаю, тебе это не совсем понятно.
— Что именно?
— То, что мы проникли в Тарию и выбрались из неё так, как выбрались мы, приведя с собой двух тарнов, достойно общественного признания. Мы оба, ты и я, удостоены шрама храбрости.
Я не нашелся что сказать. Помолчав, я взглянул ему в лицо.
— Но ведь ты не носишь шрам храбрости.
— Парню с таким шрамом было бы не так-то просто действовать поблизости у городских ворот Тарии, — усмехнулся Гарольд. — Ты так не считаешь?
— Совершенно верно, — рассмеялся я.
— Ничего, — пообещал Гарольд, — как только у меня выпадет свободное время, я отыщу кого-нибудь из клана шрамовщиков и он нанесет мне шрам. Тогда я буду выглядеть ещё более привлекательным.
Я рассмеялся.
— Может, пусть он сразу же нанесет шрам и тебе? — предложил Гарольд.
— Нет, — отказался я.
— Шрам будет немного отвлекать внимание от твоей шевелюры.
— Нет, спасибо, не нужно.
— Ладно. Всем и так известно, что ты всего лишь коробанец, а не тачак. — Он помолчал и добавил: Хотя многие из тех, кто носит шрам храбрости, заслужили его менее достойными делами, чем ты.
Это было приятно услышать.
— Ну, ладно, — сказал Гарольд. — Я устал и хочу поскорее добраться до своего фургона. Завтра снова за работу.
— А я даже не знаю, где мой фургон, — признался я.
— Я об этом догадался, когда понял, что ты, скорее всего, провел ночь после сражения, с удобством устроившись на полу пустого фургона Камчака. Я искал тебя, но так и не нашел. Твой фургон — тебе, наверное, это будет приятно узнать, — не пострадал от нападения паравачей. Не то что мой собственный.
Я рассмеялся.
— Странно, я даже не знал, что у меня давно есть фургон!
— Тебе это уже давно было бы известно, если бы ты снова не бросился сломя голову в Тарию сразу после нашего возвращения на тарнах с Хереной, когда фургоны ещё двигались к Та-Тассе. Ты даже не задержался у фургона Камчака: Африз бы, конечно, тебя предупредила.
— Как? Крикнула бы из клетки для слинов?
— Тогда она уже не была в клетке.
— Вот как? Рад слышать.
— Та маленькая дикарка — тоже.
— А с ней что стало?
— Камчак отдал её одному воину.
— Понятно. — Эта новость меня не обрадовала. — А почему ты сразу не сообщил мне о фургоне?
— Это не показалось мне таким важным, — сказал Гарольд. — Но коробанцы, наверное, иначе относятся к подобным вещам — фургонам и прочим мелочам.
Я не мог не рассмеяться.
— Гарольд, я устал. Дай мне отдохнуть!
— Ты не собираешься провести эту ночь в своем фургоне?
— Пожалуй, нет.
— Как пожелаешь.
— Как пожелаешь. А я постарался, чтобы он не пустовал без паги и вина ка-ла-на из Ара…
В Тарии, хотя в нашем распоряжении и оказались значительные богатства, большими запасами паги или ка-ла-на мы не располагали. Как я уже упоминал, тариане в основном предпочитали крепкие сладкие вина. В качестве трофея я взял себе во дворце сто десять кувшинов паги и сорок бутылок ка-ла-на с Тироса, Коса и Ара, но отдал их своим арбалетчикам, за исключением одной бутылки паги, которую мы с Гарольдом осушили ещё пару ночей назад. Я решил, что неплохо, пожалуй, было бы провести эту ночь в собственном фургоне. Две ночи назад мы с Гарольдом отведали паги, почему бы не подарить эту ночь бутылке ка-ла-на?
Я посмотрел на Гарольда и улыбнулся.
— Я тебе благодарен.
— И есть за что, — сказал Гарольд, спутывая ноги своей каийле и запрыгивая в седло. — Без меня ты никогда бы не нашел своего фургона, а я бы ни за что больше не стал тратить время на пустую болтовню!