Я был озадачен.
— Мне хочется уступить, отдаться тебе, чувствуя себя рабыней, — призналась она.
— Ну, так отдайся, — пришел я ей на помощь.
— Нет! — воскликнула она, — Нет!
— Ты можешь отдаться мне как рабыня своему хозяину, — посоветовал я.
— Нет! — закричала она — Ни за что!
Я снова вернулся к поцелуям.
— Пожалуйста, хватит, — взмолилась она.
— Почему? — удивился я.
— Ты подчиняешь меня себе, делаешь рабыней своих губ!
— Может быть, горианцы правы?
— Нет! Не правы!
— Разве тебе не хочется уступить мне, чувствуя себя рабыней?
— Нет! — закричала она, рыдая от ярости — Отпусти меня!
— Пока ты не уступишь, не отпущу.
У неё вырвался крик отчаяния:
— Я не хочу быть рабыней!
Но когда я прикоснулся к наиболее интимным, потаенным местечкам её тела и она оказалась не в состоянии себя контролировать, я уже знал, что она чувствует себя полностью подвластной моим рукам, беспомощной, настоящей рабыней.
Теперь её руки, её губы сами искали меня, признавая мою власть над ней без стеснения, в естественном порыве стремясь уступить, отдать себя мне, её хозяину Стало ясно: даже плетью от неё невозможно было добиться подобного повиновения.
Она внезапно вскрикнула, ощутив себя полностью в моей власти И затем затихла, не осмеливаясь даже пошевелиться.
— Ты проиграла, — прошептал я ей на ухо.
— Я не рабыня! — застонала она. — Не рабыня!
Я почувствовал, как её ноготки впились мне в руку Поцеловав её, я ощутил на губах вкус крови и внезапно осознал, что она меня укусила. Голова её была запрокинута, веки смежены, а губы приоткрыты.
— Хорошенькая маленькая рабыня, — произнес я.
— Я не рабыня.
— Ну, скоро ею будешь.
— Нет, Тэрл, пожалуйста, не делай меня рабыней!
— Ты чувствуешь, что это возможно?
— Пожалуйста, не нужно!
— Разве мы не поспорили?
Она попробовала улыбнуться.
— Давай забудем о пари. Правда, Тэрл, это было так глупо. Давай забудем?
— Значит, ты признаешь себя моей рабыней?
— Нет! Никогда!
— Тогда, моя хорошая, игра ещё не окончена.
Она отчаянно попыталась освободиться и затем внезапно, словно изумленная происходящим, замерла и посмотрела на меня.
— Главное ещё впереди, — пообещал я.
— Главное ещё впереди, — пообещал я.
— Я это чувствую, — призналась она.
Она лежала, не шевелясь, но я чувствовал, как её ногти все сильнее впиваются мне в руку.
— Мне страшно, — пробормотала она.
— В этом нет ничего страшного, — возразил я.
— Я чувствую, как ты все больше подчиняешь меня себе.
— Так и есть.
— Нет, я не хочу!
— Не бойся.
— Ты должен меня отпустить!
— Подожди, уже недолго осталось.
— Пожалуйста, отпусти меня, — взмолилась она.
— Горианцы считают, — напомнил я, — что женщина в ошейнике может быть только женщиной.
Она одарила меня полным ярости взглядом.
— А ты, моя очаровательная Элизабет, носишь ошейник.
Она со слезами отчаяния в глазах порывисто отвернулась.
И тут я почувствовал, как её ногти, впиваясь, едва не разорвали кожу у меня на руке; губы девушки сомкнулись, голова откинулась назад, тело мучительно изогнулось так, что плечи её оторвались от пола, глаза, до этого момента закрытые, широко распахнулись, и в них отразилось тревожное изумление, по телу девушки пробежала конвульсивная волна, её словно захлестнуло заполнившим тело пламенем, отразившимся в её обращенных ко мне глазах, и тут я, следуя требованиям горианского обряда посвящения в рабыню, со всем подобающим традиции презрением коротко бросил:
— Рабыня!
Взгляд её наполнился ужасом.
— Нет! — закричала она и с дикой ненавистью рванулась с пола и заработала кулачками с такой отчаянной яростью, что, очевидно, готова была бы избить меня, если бы я только позволил.
Я знал, она, возможно, решилась бы даже убить меня, если бы это было в её власти. Но сейчас она могла лишь попытаться вырваться из моих объятий, царапаться и кусаться, пока я не утихомирил её и не подарил ей поцелуй — поцелуй господина, принимающего покорность своей рабыни, не имеющей возможности выказать свое неповиновение.
— Рабыня! — со стоном вырвалось у неё из груди. — Я — рабыня! Рабыня!
Через час она лежала на ковре в моих объятиях и со слезами на глазах смотрела мне в лицо.
— Теперь я знаю, что такое быть рабыней в руках господина, — пробормотала она.
Я не ответил.
— Но хотя я и рабыня, — продолжала она, — я впервые в жизни чувствую себя по-настоящему свободной.
— Просто впервые в жизни ты чувствуешь себя женщиной, — сказал я.
— Мне нравится это чувство. Я счастлива чувствовать себя женщиной! Я счастлива, Тэрл!
— Не забывай, что ты всего-навсего рабыня.
Она рассмеялась и потрогала свой ошейник.
— Я женщина Тэрла Кэбота, — сказала она.
— Рабыня Тэрла Кэбота, — поправил я.
— Да, рабыня, — согласилась она.
Я рассмеялся.
— Ты не будешь наказывать меня слишком часто, хозяин? — спросила она.
— Посмотрим, — ушел я от обещаний.
— Я буду изо всех сил стараться доставить тебе удовольствие!
— Рад слышать это.
Она перевернулась на спину и неторопливо прошлась взглядом по потолку фургона и свисающему с него светильнику.
— Я свободна, — медленно произнесла она.
Я посмотрел на нее.
Она приподнялась на локте.
— Странное чувство, — призналась она. — Я рабыня и в то же время чувствую себя совершенно свободной. Свободной.