Я рассмеялся, думая, как обрадуется Миск возвращению Яйца.
— Они не обидятся, — заверил я Камчака.
— Не беспокойся, что яйцо может быть повреждено, — успокоил меня Камчак. — Чтобы нанести ему вред, я должен был бы продырявить его кайвой или разрубить топором.
— Хитрый тачак, — не удержался я.
Камчак с Гарольдом рассмеялись.
Камчак с Гарольдом рассмеялись.
— Надеюсь, после всех этих экспериментов яйцо все ещё живо, — заметил я.
Камчак пожал плечами.
— Мы внимательно за ним наблюдали, — заверил он — Мы сделали все, что могли.
— И Царствующие Жрецы, и я очень вам благодарны, — с искренней признательностью сказал я. Камчак улыбнулся.
— Нам очень приятно оказать услугу Царствующим Жрецам, — ответил он, — но ведь ты знаешь мы почитаем только небо.
— И храбрость, — добавил Гарольд, — и все, что с этим связано.
Мы с Камчаком рассмеялись.
— Думаю, именно потому, что вы почитаете небо, храбрость и — как ты говоришь — все, что с этим связано, яйцо и было доверено вам, и никому другому.
— Возможно, — согласился Камчак. — Но я был бы рад поскорее от него избавиться. К тому же приближается самое время поохотиться на тамитов.
— Кстати, убар, — подмигнув мне, поинтересовался Гарольд, — сколько ты заплатил, чтобы выкупить Африз?
— Ты отыскал Африз? — воскликнул я.
— Да, Альбрехт, кассар, подобрал её во время налета на лагерь паравачей, — словно между прочим заметил Гарольд.
— Удивительно! — не удержался я.
— Она всего лишь рабыня, — прогудел Камчак. Какое она может иметь значение?
— Так сколько ты за неё заплатил? — с невинным видом настаивал Гарольд.
— Да какая там плата, — отмахнулся Камчак. — Что она может стоить?
— Я очень рад, что она жива, — признался я, — и что ты без большого труда смог выкупить её у Альбрехта.
Гарольд прикрыл рукой рот и поспешно отвернулся, а Камчак сердито запыхтел и втянул голову в плечи.
— А действительно, сколько ты за неё заплатил? — спросил я.
— При торге, — доверительно заметил мне Гарольд, — тачак лишнего не заплатит.
— Да, скоро будет самое время поохотиться на тамитов, — недовольно проворчал Камчак.
Только теперь мне припомнилось, как дорого Камчак вынудил кассара Альбрехта заплатить за возвращение милой его сердцу Тенчики и как он хохотал по поводу того, что раз уж кассар выложил такую сумму, значит, он позволил себе привязаться к простой девчонке-рабыне, к тому же ещё и тарианке!
— Я полагаю, — продолжал Гарольд, — что столь проницательный тачак, как Камчак, сам убар нашего племени, никогда бы не выложил за такую девчонку больше пригоршни медных монет!
— В это время года тамиты подпускают к себе совсем близко, — хмуро заметил Камчак.
— Я счастлив узнать, что ты вернул Африз, — вставил я. — Она любит тебя, ты ведь знаешь.
Камчак равнодушно пожал плечами.
— Я слышал, — возразил Гарольд, — что она целыми днями только и знала, что распевать возле босков да в фургоне. Я сам как-то чуть не избил девчонку, которая производила столько же шума.
— Я, пожалуй, закажу себе новое бола для охоты, — оповестил нас Камчак.
— Хотя, конечно, она довольно смазлива, — с сомнением произнес Гарольд.
Камчак угрожающе зарычал.
— Но как бы то ни было, — гнул свое Гарольд, — я не сомневаюсь, что наш убар поддержал в вопросах умения вести торг честь тачаков и уж наверняка облапошил бестолкового кассара!
— Самое главное, что Африз снова с нами, что она цела и невредима, — миролюбиво сказал я.
Некоторое время мы ехали молча, затем я снова спросил:
— А все-таки, Камчак, просто ради уточнения факта, сколько ты заплатил, чтобы её вернуть?
Лицо Камчака побагровело от ярости. Он посмотрел на невинно улыбающегося Гарольда и затем бросил взгляд на мое лицо, выражавшее невинное любопытство. Кулаки его, сжимавшие поводья, побелели от напряжения.
— Десять тысяч золотых, — выдавил он из себя.
Я невольно остановил каийлу и изумленно посмотрел на него.
Гарольд едва не сполз с седла от душившего его хохота.
Брошенный Камчаком на него взгляд, казалось, должен был испепелить юного тачака.
— Ну, что — нормально, — произнес я, изо всех сил стараясь, чтобы в голосе моем не прорвались нотки легкого злорадства.
Глаза Камчака метнули молнии в мою сторону.
Он тяжело вздохнул — и выражение мрачного бешенства на его лице сменилось добродушием.
— Да, Тэрл Кэбот, до сих пор я даже не представлял, что я такой дурак, — признался он.
— И все же как бы там ни было, Кэбот, — подметил Гарольд, — принимая в расчет положение вещей в целом, разве ты не считаешь, что за исключением некоторых мелочей у нас, тачаков, великолепный убар?
— В целом, — согласился я, — за исключением совсем незначительных, даже вполне простительных мелочей у тачаков действительно великолепный убар.
Камчак хмуро посмотрел на меня, затем на Гарольда и, опустив голову, задумчиво почесал за ухом.
Потом, тяжело вздохнув, он снова окинул нас обоих задумчивым взглядом, и мы все трое, не сговариваясь, дружно расхохотались. У Камчака даже слезы побежали по щекам.
— Ты, конечно, не забыл, — задыхаясь от смеха, пробормотал Гарольд, — что это не тачакское, а тарианское золото.
— Верно! — воскликнул Камчак. — Тачаки все равно ничего не потеряли: это золото тариан!