— Камчак, — отвечал по очереди каждый из пленников.
— Пала Тария? — спросил Камчак.
— Пала, — отвечали они, низко опустив голову.
К трону Камчака подвели Фаниуса Турмуса и Камраса и поставили их перед ним на колени.
Камчак жестом указал на груду сокровищ, сложенных у его трона.
— Кому принадлежат богатства Тарии? — обратился он к пленникам.
— Камчаку, — ответили те.
Камчак запустил руку в волосы стоящей рядом с ним Африз и повернул девушку к себе лицом.
— А кому принадлежат женщины Тарии? — спросил он.
— Камчаку, — ответили пленники.
— А кто, — рассмеялся Камчак, — убар Тарии?
— Тачак Камчак, — в один голос ответили пленники.
— Принесите сюда Домашний Камень Тарии, — распорядился Камчак, и к его ногам тут же поднесли овальный гладкий камень с выбитой на нем начальной буквой названия города.
Он поднял камень над головой и прочел суеверный страх в глазах стоящих перед ним на коленях людей. Но он не расколол камень об пол. Он поднялся с трона и вложил камень в скованные цепями руки Фаниуса Турмуса.
— Тария жива, убар, — величаво произнес он.
На глаза Фаниуса Турмуса навернулись слезы; он крепко прижал камень к груди.
— Утром, — сообщил Камчак, — мы возвращаемся к своим фургонам.
— Вы сохраните Тарии жизнь, господин? — не веря своим глазам, спросила Африз, знавшая, насколько ненавидит Камчак её родной город.
— Да, — ответил Камчак. — Тария будет жить.
Девушка была в недоумении.
Я и сам был озадачен, но не решался спрашивать.
Прежде я предполагал, что Камчак разобьет Домашний Камень, похоронив образ города в сердцах людей, а Тарию предаст огню. И лишь сейчас, на прощальном пиру во дворце Фаниуса Турмуса, я осознал, что он дарует городу жизнь, оставляет ему сердце и свободу. Я только теперь понял, что тарианцы смогут вернуться в свой город и стены его не будут разрушены.
Подобный акт со стороны завоевателя — тачака, казался мне более чем странным.
Заставляла ли Камчака действовать так его вера в необходимость иметь общего для народов фургонов неприятеля, или тому была ещё одна, возможно более важная, причина?
Внезапно у дверей раздался какой-то шум и в зал вошли трое кочевников в сопровождении целой свиты воинов.
Это были Конрад, убар кассаров, Хакимба, убар катайев, а третьим, судя по одеянию, — представитель паравачей; этого человека я не знал, но догадывался, что он, очевидно, их новый убар. Среди сопровождавших их воинов я узнал кассара Альбрехта, а за его спиной с удивлением увидел одетую в короткое одеяние свободной женщины Тенчику, держащую в руке обернутый белым полотном сверток.
Конрад, Хакимба и глава паравачей подошли к трону Камчака, но никто из них, являясь убарами своих народов, не преклонил перед ним колени.
— Нами были получены предзнаменования! — без предисловий начал Конрад.
— Они были внимательно изучены толкователями, — подхватил Хакимба.
— Впервые за последние сотни лет, — вступил в разговор паравачи. — у нас появился Высокий Убар, Единый Убар народов фургонов!
Камчак поднялся с трона и, скинув со своих плеч мантию тарианского убара, остался в обычном одеянии тачака.
Трое убаров одновременно простерли к нему руки.
— Высоким Убаром объявлен Камчак! — в один голос оповестили они.
По всему залу прошел гул возбужденных голосов.
— Камчак — Единый Убар народов фургонов! — воодушевленно кричали присутствующие.
Камчак поднял руку, призывая к тишине.
— Каждый из вас, — начал он, — катайев, кассаров, паравачей — имеет своих собственных босков и свои фургоны. Вы ведете раздольную жизнь, за исключением дней войны, когда вы объединяетесь против общего неприятеля, и тогда никто не может выстоять против народов фургонов. Мы можем жить порознь, но каждое из наших племен входит в состав народов фургонов, и то, что разделяет нас, гораздо меньше, чем то, что нас объединяет: каждый из нас знает, что нельзя напрасно убить боска и что следует быть гордым и храбрым и ценой своей жизни защищать своих женщин и свои фургоны. Мы знаем, что нужно быть сильным и свободным, а что может сделать нас более сильными, чем наше объединение? Объединимся же и станем сильными и свободными! Да будет так!
Трое пришедших к Камчаку людей и сам убар тачаков протянули друг к другу руки и соединили их вместе.
— Да будет так! — в один голос заявили они — Да будет так навечно! Они расступились и пропустили Камчака вперед, выстроившись у него за спиной.
— Да здравствует Камчак! — воскликнули они. — Да здравствует Высокий Убар!
— Да здравствует Единый Убар народов фургонов! — пронеслось по залу.
Только поздно вечером все дела этого дня были решены и тронный зал опустел.
С Камчаком остались лишь несколько тачакских командиров и наиболее заслуженных воинов, мы с Гарольдом и Африз с Хереной и Элизабет.
Ушли и Альбрехт с Тенчикой и Дина. Интересный разговор произошел между девушками, прежде чем они покинули зал.
Тенчика подошла к Дине.
— На тебе уже нет ошейника, — заметила Дина.
Тенчика застенчиво опустила глаза — Да, — сказала она, — я свободна.
— Теперь ты вернешься в Тарию? — спросила Дина.
— Нет, — улыбаясь, ответила Тенчика. — Я остаюсь с Альбрехтом и фургонами.
Альбрехт тем временем был занят разговором с Конрадом, убаром кассаров.