Если бы это было так, то
делу номер семьдесят два было бы сейчас больше двух тысяч лет, что на две
тысячи лет превышает максимальный известный науке возраст. Я требую
уточнить дату и наказать виновного.
— Ему действительно две тысячи лет, — сказал я.
— Это антинаучно, — возразил Фарфуркис. — Вы, товарищ свидетель,
напрасно воображаете, что вам позволят здесь оперировать антинаучными
заявлениями. Мы здесь тоже кое-что знаем, и я говорю сейчас даже не о
гигантском опыте нашего руководства, но просто о нашем знании научной
литературы. В последнем номере журнала «Здоровье»… — И он подробно
рассказал содержание статьи о геронтологии в последнем номере журнала
«Здоровье». Когда он кончил, Хлебовводов ревниво спросил:
— А может быть, он горец, откуда вы знаете?
— Но позвольте! — вскричал Фарфуркис. — Даже среди горцев максимально
возможный возраст…
— Не позволю я, — сказал Хлебовводов. — Не позволю я вам преуменьшать
достижения наших славных горцев! Если хотите знать, то максимально
возможный возраст наших горцев предела не имеет! — И он победоносно
поглядел на Лавра Федотовича.
— Народ… — произнес Лавр Федотович. — Народ вечен. Пришельцы
приходят и уходят, а народ наш, великий народ пребывает вовеки.
Фарфуркис и Хлебовводов задумались, прикидывая, в чью же пользу
высказался председатель. Ни тому, ни другому рисковать не хотелось. Один
был на гребне и не желал из-за какого-то паршивого пришельца с этого
гребня ссыпаться. Другой, глубоко внизу, висел над пропастью, но ему
только что была сброшена спасательная бечевка. А между тем Лавр Федотович
произнес:
— У вас все, товарищ Зубо? Вопросы есть? Нет вопросов? Есть
предложение вызвать дело, поименованное Константиновым Константином.
Других предложений нет? Пусть дело войдет.
Комендант побледнел, закусил губу и вытащил из кармана перламутровую
коробочку.
— Пусть дело войдет, — повторил Лавр Федотович, чуть повышая голос.
— Сейчас, сейчас, — бормотал комендант. Ему было страшно.
— Ну чего ты стоите? — возмущенно спросил Хлебовводов. — Мне
прикажете за ним идти?
Тогда комендант решился. Он зажмурил глаза и нажал на перламутровую
крышку. Раздался звук откупориваемой бутылки, и рядом с демонстрационным
столом появился Константин. По-видимому, вызов захватил его во время
работы: он был в комбинезоне, заляпанном флюоресцентной смазкой, передние
руки его были в рабочих металлических перчатках, а задние он торопливо
вытирал о спину. Все четыре глаза его еще хранили озабоченное деловое
выражение. По комнате распространился сильный запах Большой Химии.
— Здравствуйте, — сказал Константин обрадованно, сообразив, наконец,
куда попал.
Все четыре глаза его еще хранили озабоченное деловое
выражение. По комнате распространился сильный запах Большой Химии.
— Здравствуйте, — сказал Константин обрадованно, сообразив, наконец,
куда попал. — Наконец-то вы меня вызвали. Правда, дело мое пустяковое,
неловко даже вас беспокоить, но я в безвыходном положении, мне только и
остается что просить о помощи. Чтобы не задерживать долго ваше внимание,
что мне нужно? — Он принялся загибать пальцы на правой передней руке. —
Лазерную сверлильную установку, но самой высокой мощности. Плазменную
горелку, у вас такие уже есть, я знаю. Два инкубатора на тысячу яиц
каждый. Для начала мне этого хватит, но хорошо бы еще квалифицированного
инженера и чтобы разрешили работать в лабораториях ФИАНа…
— Так какой же это пришелец? — с изумлением и негодованием произнес
Хлебовводов. — Какой он, я спрашиваю, пришелец, если я его каждый день
вижу в ресторане? Вы, собственно, гражданин, кто такой и как сюда попали?
— Я — Константин из системы Антареса… — Константин смутился. — Я
думал, что вы уже все знаете… Меня уже опрашивали, я анкету заполнял…
— Он заметил Выбегаллу и приветливо ему улыбнулся. — Ведь это вы меня
опрашивали, верно?
Хлебовводов тоже обратился к Выбегалле.
— Так это, по-вашему, пришелец? — язвительно спросил он.
— Эта… — сказал Выбегалло с достоинством. — Современная наука не
отрицает, значить, возможности прибытия пришельцев, товарищ Хлебовводов,
надо быть в курсе. Это официальное мнение, не мое, а гораздо более
ответственных научных работников… Джордано Бруно, например, высказывался
по этому вопросу вполне официально… Академик Волосянис Левон Альфредович
тоже… и… эта… писатели — Уэльс, например, или, скажем,
Тьмутараканов…
— Странные какие-то дела творятся, — сказал Хлебовводов с недоверием.
— Пришельцы какие-то странные пошли…
— Я вот смотрю фотографию в деле, — подал голос Фарфуркис, — и вижу,
что общее сходство имеется, но у товарища на фотографии две руки, а у
этого неизвестного гражданина — четыре. Как это с точки зрения науки может
быть объяснено?
Выбегалло разразился длиннейшей французской цитатой, смысл которой
сводился к тому, что некий Артур любил поутру выйти на берег моря,
предварительно выпив чашку шоколада. Я перебил его и сказал:
— Костя, встаньте, пожалуйста, к товарищу Фарфуркису лицом.
Константин повиновался.
— Так-так-так, — сказал Фарфуркис. — С этим мы разобрались. Должен
вам сказать, Лавр Федотович, что сходство фотографии с этим вот товарищем
несомненное. Вот четыре глаза я вижу… да, четыре. Носа нет… Да… Рот
крючком. Все правильно.
— Ну, не знаю, — сказал Хлебовводов. — О пришельцах ясно писали в
прессе, и утверждалось там, что если бы пришельцы существовали, они давали
бы нам о себе знать.