Лицом она была приятная, телом крепкая, нравом веселая. В тех местах
издавна жил старый ика длиной в двадцать шагов. Люди его страшились, она
же с ним играла и ласкала его, и он приносил ей отменные губки, которые
шли по сто мон. Однако, когда ее просватали, он впал в уныние и пожрал ее.
Больше его не видели. Это случилось в тот год, когда сиятельный
военачальник Ямаути по настоянию супруги счастливо уплатил десять ре
золотом за кровного жеребца» («Предания юга»).
Спиридон опять промолчал, и я его окликнул.
— Да-да, — отозвался он. — Я слушаю.
Голос его показался мне странным, и я спросил, почему давно не слышно
комментария.
— Потому что комментариев не будет, — сурово сказал Спиридон.
— Совсем больше не будет? — спросил я.
— Нет, отчего же — совсем? Там посмотрим…
Я продолжал чтение:
— «Параграф восемьдесят семь. Еще господин Цугами утверждает
следующее. В Восточных морях видят катацумуридако, пурпурного цвета, с
множеством тонких рук, высовывается из круглой раковины размером в
тридцать шагов с остриями и гребнями, глаза сгнили, весь оброс полипами.
Когда всплывает, лежит на воде плоско, наподобие острова, распространяя
зловоние и испражняясь белым, чтобы приманить рыб и птиц. Когда они
собираются, хватает их руками без разбора и питается ими. Если
приблизиться, хлопнуть в ладоши и крикнуть, от испуга выпускает ядовитый
сок и наискось погружается в неведомую глубину, после чего долго не
выходит. Среди знающих моряков известно, что он гнусен и вызывает на теле
гнойную сыпь» («Свидетельство господина Цугами Ясумицу о поясе Восточных
морей»).
— Любопытно, — сказал Спиридон. — Мне хочется вас поздравить.
Письменность — это полезное изобретение. Конечно, с памятью гигантского
древнего головоногого ей не сравниться, но вам, людям, она заменяет то,
чего вы лишены от природы.
— Ты хочешь сказать, — спросил я, — что все прочитанное было на самом
деле?
— Поговорим об этом, когда ты закончишь, — сказал Спиридон.
— Пойдемте лучше в кино, — предложил Говорун. — Устроили здесь
читальню… Память, письменность… Слова вставить не дают.
— Дальше, Саша, дальше, — сказал Спиридон.
— «Параграф сто тринадцать. Еще господин Цугами свидетельствует
такое. На острове Екомэдзима живет дед, дружит с большими ика. Он в
изобилии разводит свиней на рыбе и квашеных водорослях. Когда в полнолуние
он играет на флейте, ика выходят на берег, и он дает им лучших свиней.
Взамен они приносят ему лекарство долголетия из источников в пучине вод»
(«Свидетельство господина Цугами Ясумицу о поясе Восточных морей»).
— Помню, помню, — сказал Спиридон. — Мы их потом судили… Надо
сказать, что господин Цугами Ясумицу — опытный работник. Есть там еще
что-нибудь из его свидетельств?
Я просмотрел оставшиеся листочки.
— Нет, больше нет. Может быть, и были, но потеряны.
— Это хорошо, — сказал спрут.
Я стал читать дальше:
— «Пират и злодей Редо далее под пыткой показал. Весной седьмого года
Кэйте у берегов Осуми разграбил и потопил корабли с золотом, принадлежащие
Симадзу Есихиро, на пути из Кагосимы. Его первый советник по имени Дзэнти
заклинаниями вызвал из глубины на корабли стаю огромных ика, которые
ужасным видом и крючками привели охрану в замешательство. Пират же и
злодей Редо незаметно подплыл, зарезал храброго Мацунагу Сюнгаку и погубил
всех иных верных людей. Подписано: Миногава Соэцу. Подписано: Сога
Масамаро» («Хроника Цукуси»).
— Да, — подтвердил Спиридон. — Такие альянсы когда-то допускались.
Согласитесь, это вам не какие-нибудь свиньи.
— Пардон, — сказал Говорун, отталкивая меня локтем. — А клопы? Были
на кораблях клопы?
Спиридон пожал плечами.
— Очень может быть, — сказал он. — Нас это не интересовало.
— Разумеется, — сказал Говорун, помрачнев. — Как и всегда.
Я взял следующий листок.
— «В деревне Хигасимихара на острове Цудзукидзима еще до сей поры
поклоняются большому тако, которого именуют «нуси» — хозяин. По обычаю в
третье новолуние все девушки и бездетные женщины после захода солнца
раздеваются, выходят из деревни и с закрытыми глазами танцуют на отмели.
Тако издали глядит и, выбрав, призывает к себе. Она идет, плача и не
желая, и печально погружается в темную воду. Остальные возвращаются по
домам» («Записки хлопотливого мотылька Ансина Энко»).
— Чепуха какая-то, — сказал Клоп. — Если они танцуют с закрытыми
глазами, да еще в новолуние, как же они узнают, кого он выбрал?
Спиридон промолчал.
— Читайте, Саша, — тихонько попросил Федя.
— «При большом тайфуне во второй год Сетоку рыбаки из деревни
Гумихара в Идзумо числом семнадцать потеряли лодки и спаслись на одинокой
скале посреди моря. Они думали прожить беспечно, питаясь съедобными
ракушками, но оказалось, что под скалой обитали демоны в образе тако
огромной величины. Днем они жадно глядели из воды, а ночью являлись в
сновидениях, сосали мозг и требовали: «Дайте немедленно одного». Поскольку
выхода не было, страх одолел их, они стали тянуть жребий и отдали рыбака
по имени Бинскэ. Обрадовавшись, демоны гладили себя руками по лысым
головам, как бы говоря: «Вот хорошо!» День за днем это повторялось,
мучения ночью были такие, что иногда без жребия хватали кого придется и
бросали в воду, а некоторые бросались сами.