Сказка о Тройке

Как жил он себе и не тужил в своей сторожке
с женой, — молодой тогда еще совсем был, здоровенный; как ударила однажды
в холм зеленая молния, и начались страшные происшествия. Жена Феофилова
как раз в город уходила; вернулась — не может взойти на холм, до дому
добраться. Она опять в город, побежала в слезах к попу. Поп набрал святой
воды в ведро и пошел холм кропить. Идет он, идет, не дойти до холма, да и
только. Брызгал он этой святой водой направо, налево, молитвы возносил —
не помогает. А поп оказался в вере слаб, взял и разуверился. Расстригся,
ренегат, и пошел в атеисты. Это уже бунт. Приехал урядник, видит — на
холме Феофил. Спервоначалу грозил Феофилу, звал, ругался по-черному, потом
принялся Феофила шкаликом приманивать. Мол, увидит шкалик Феофил и
обязательно к нему прорвется, а тут уж его можно будет хватать и вязать. И
верно, рвался Феофил. Двое суток к шкалику с холма без передышки бежал —
нет, не добежать. Так он там и остался. Он — там, жена — здесь. Сначала к
нему приходила, кричали они друг другу, потом надоело ей, перестала
ходить. Феофил сначала тоже очень оттуда рвался. Говорят, видели, как он
свинью зарезал, солониной запасся, чистое белье увязал и пошел с холма
путешествовать. Хлеба, говорят, взял на дорогу два каравая, сухарей. Долго
шел с холма, полгорода сбежалось глядеть, как он идет. И все по низу
холма, все по низу. Смех и грех. Ну, потом, конечно, успокоился, смирился,
жить-то надо. Так с тех пор и живет. Ничего, привык.
Выслушав эту страшную историю, Хлебовводов вдруг сделал открытие:
советских документов у Феофила нет, переписи он избежал, в выборах участия
не принимал, воспитательной работе не подвергался и вполне возможно, что
остался кулаком-мироедом.
— Две коровы у него, — говорил Хлебовводов, — и теленок вот. Коза. А
налогов не плотит… — Глаза его вдруг расширились. — Раз теленок есть,
значит, и бык у него где-то там спрятан!
— Есть бык, это точно, — уныло признался комендант. — Он у него,
верно, на той стороне сейчас пасется.
— Ну, браток, и порядочки у тебя, — зловеще сказал Хлебовводов. —
Знал я, чувствовал, что хапуга ты и очковтиратель, но такого даже от тебя
не ожидал. Чтобы ты подкулачник, чтобы ты кулака покрывали, мироеда…
Комендант набрал в грудь побольше воздуха и заныл:
— Святой девой Марией… Двенадцатью первоапостолами… На евангелии
клянусь и на конституции…
— Внимание! — прошептал невидимый Эдик.
Лесник Феофил вдруг поднял голову и, прикрываясь от солнца ладонью,
посмотрел в нашу сторону. Затем он встал, отбросил клюку и начал
неторопливо спускаться с холма, оскальзываясь в высокой траве. Белая
грязноватая коза следовала за ним как собачонка. Феофил подошел к нам,
опустился в вольтеровское кресло, задумчиво подпер подбородок костлявой
коричневой рукой, а коза села рядом и уставилась на нас желтыми бесовскими
глазами.
— Люди как люди, — сказал Феофил.

— Люди как люди, — сказал Феофил. — Удивительно…
Коза отбросила за спину тяжелую золотую косу, обвела нас взглядом и
выбрала Хлебовводова.
— Это вот Хлебовводов, — сказал она. — Рудольф Архипович. Родился в
девятьсот десятом в Хохломе, имя родители почерпнули из великосветского
романа, по образованию — школьник седьмого класса, происхождения родителей
стыдится, иностранных языков изучал много, но не знает ни одного…
— Иес! — подтвердил Хлебовводов, стыдливо хихикая. — Натюрлих-яволь!
— …профессии как таковой не имеет — руководитель. В настоящее время
— руководитель-общественник. За границей был: в Италии, во Франции, в
обеих Германиях, в Венгрии, в Англии… и так далее, всего в сорока двух
странах. Везде хвастался и хапал. Отличительная черта характера — высокая
социальная живучесть и приспособляемость, основанные на принципиальной
глупости и на неизменном стремлении быть ортодоксальнее ортодоксов.
— Так, — сказал Феофил. — Можете что-нибудь к этому добавить, Рудольф
Архипович?
— Никак нет! — сказал Хлебовводов весело. — Разве что вот… орто…
доро… орто-ксальный… не совсем ясно!
— Быть ортодоксальнее ортодоксов означает примерно следующее, —
сказала коза.
— Если начальство недовольно каким-нибудь ученым, вы объявляете себя
врагом науки вообще. Если начальство недовольно каким-нибудь иностранцем,
вы готовы объявить войну всему, что за кордоном. Понятно?
— Так точно, — сказал Хлебовводов. — Иначе невозможно. Образование у
нас больно маленькое. Иначе того и гляди промахнешься.
— Крал? — небрежно спросил Феофил.
— Нет, — сказала коза. — Подбирал, что с возу упало.
— Убивал?
— Ну что вы! — засмеялась коза. — Лично — никогда.
— Расскажите что-нибудь, — попросил Хлебовводова Феофил.
— Ошибки были, — быстро сказал Хлебовводов. — Люди не ангелы. И на
старуху бывает проруха. Конь о четырех ногах, и то спотыкается. Кто не
ошибается, тот не ест… то есть, не работает…
— Понял, понял, — сказал Феофил. — Будете еще ошибаться?
— Ни-ког-да! — твердо сказал Хлебовводов.
Феофил покивал.
— Что от него останется на земле? — спросил он козу.
— Дети, — сказал коза. — Двое законных, трое незаконных… Фамилия в
телефонной книге… — Прекрасное лицо ее напряглось, словно она
всматривалась вдаль.
— Нет, больше ничего…
— А нам много и не надо, — хихикнул Хлебовводов. — Касательно же
незаконных детей, то ведь это как получается? Едешь, бывало, в
командировку…
— Благодарю вас, — сказал Феофил. Он посмотрел на Фарфуркиса. — А
этот приятный мужчина?
— Это Фарфуркис, — сказала коза. — По имени и отчеству никогда и
никем называем не был.

Страницы: 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65