— Народ… — произнес бастион, болезненно заводя глаза. — Народ не
любит замыкаться в четырех стенах. Народу нужен простор. Народу нужны поля
и реки. Народу нужны ветер и солнце…
— И луна! — добавил Хлебовводов, преданно глядя на бастион снизу
вверх.
— И луна, — подтвердил Лавр Федотович. — Здоровье народа надо беречь,
оно принадлежит народу. Народу нужна работа на открытом воздухе. Народу
душно без открытого воздуха…
Мы еще ничего не понимали, даже Хлебовводов еще терялся в догадках, а
проницательный Фарфуркис уже собирал бумаги, упаковывал записную книжку и
что-то шептал коменданту. Комендант кивнул и почтительно-деловито
осведомился:
— Народ любит ходить пешком или ездить на машине?
— Народ… — провозгласил Лавр Федотович, — народ предпочитает ездить
в открытом автомобиле. Выражая общее мнение, я предлагаю настоящее
заседание перенести, а сейчас провести намеченное на вечер выездное
заседание по соответствующим делам. Товарищ Зубо, обеспечьте. — С этими
словами Лавр Федотович грузно опустился в кресло.
Все засуетились. Комендант бросился вызывать машину. Хлебовводов
отпаивал Лавра Федотовича боржомом, а Фарфуркис забрался в сейф и принялся
искать соответствующие дела. Я под шумок схватил Говоруна за шиворот и
коленом вышиб его вон. Говорун не сопротивлялся: пережитое потрясло его и
надолго выбило из колеи. Он даже говорить не мог и только, что-то
бессвязно бормоча, пытался целовать мне руки.
Мы с Эдиком спустились на улицу. Эдик глядел на меня с восхищением и
говорил, что у меня настоящий административный талант, что он, Эдик, так
бы не мог, что есть все-таки, значит, методы борьбы достаточно эффективные
и в то же время достаточно далекие от уголовщины. Я в ответ втолковывал
ему, что все это не так просто, что всем талантам моим грош цена: будь
здесь Выбегалло и не страдай так Лавр Федотович от последствий
гастрономической дискуссии, Клопа бы нашего обязательно припечатали.
Счастливый случай всех нас спас.
Тем временем был подан автомобиль. Лавра Федотовича вывели под руки и
бережно погрузили на переднее сиденье. Хлебовводов, Фарфуркис и комендант,
толкаясь и огрызаясь друг на друга, оккупировали заднее сиденье. А
машина-то пятиместная, озабоченно сказал Эдик. Нас не возьмут. Я ответил,
что не вижу в этом ничего плохого. На выездной сессии будут
рассматриваться дела, не имеющие к нам никакого отношения, а мы пока
сможем пойти и выкупаться. Эдик сказал, что он не пойдет купаться. Он
невидимо последует за автомобилем и проведет сегодня еще один сеанс
позитивной реморализации. Нельзя терять надежду, сказал он. Пока имеешь
дело с человеческими существами, терять надежду нельзя.
Тут в автомобиле поднялся крик.
Сцепились Фарфуркис с Хлебовводовым.
Хлебовводов, которому от запаха бензина стало хуже, требовал немедленного
движения вперед. При этом он кричал, что народ любит быструю езду.
Фарфуркис же, чувствуя себя единственным в машине деловым человеком,
ответственным за все, доказывал, что присутствие постороннего и
непроверенного шофера превращает закрытое заседание в открытое и что,
кроме того, согласно инструкции, заседания в отсутствие научного
консультанта проводиться не могут, а если и проводятся, то в дальнейшем
признаются недействительными. «Затруднение? — осведомился Лавр Федотович,
слегка окрепшим голосом. — Товарищ Фарфуркис, устраните». Ободренный
Фарфуркис с азартом принялся устранять. Я не успел и глазом моргнуть, как
меня кооптировали в качестве ВРИО научного консультанта, шофер был
отпущен, а я оказался на его месте. «Давай, давай, — шептал мне на ухо
невидимый Эдик. — Ты мне еще, может быть, поможешь…» Я нервничал и
озирался. Вокруг машины собралась толпа ребятишек. Одно дело — сидеть со
всей этой компанией в закрытом помещении, и совсем другое — выставляться
на всеобщее обозрение. Ребятишки откровенно глазели. Между тем неугомонный
Фарфуркис вспомнил про полковника, забытого наверху, и вновь сцепился с
Хлебовводовым.
— Да зачем нам этот старый хрен? — стонал Хлебовводов.
— Неудобно, неудобно, — говорил Фарфуркис. — Комендант, сбегайте.
— Да куда мы его посадим? — с надрывом спрашивал Хлебовводов. — В
багажник, что ли, мы его посадим?
— Ничего, ничего, как-нибудь разместимся.
Я решил прекратить эту постыдную сцену.
— Напоминаю, — сказал я строго. — Согласно инструкции
завода-изготовителя — машина пятиместная. Нарушения инструкции я не
потерплю. Я из-за вашего полковника прокол в техталон зарабатывать не
намерен.
Комендант, уже высунувший было ногу наружу, втянул ее обратно.
— Ехать бы… — умирал Хлебовводов. — С ветерком бы…
— Гррм, — сказал Лавр Федотович. — Есть предложение ехать. Не
дожидаясь задержавшихся. Другие предложения есть?.. Шофер, поезжайте.
Я завел двигатель и стал осторожно разворачивать машину, пробираясь
сквозь толпу ребятишек. Лавр Федотович совсем приободрился. Ласковое
теплое солнце и свежий налетающий ветерок сотворили с ним маленькое чудо.
Он даже впал в юмористическое настроение и позволил себе сказать каламбур
про полковника: «Спал он, спал, а теперь вот все проспал». Я наконец
развернулся, и мы покатили по улицам Нового Китежа.
Первое время Фарфуркис страшно надоедал мне советами. То он советовал
мне остановиться — там, где остановка была запрещена; то он советовал не
гнать и помнить мне о ценности жизни Лавра Федотовича; то он требовал,
чтобы я ехал быстрее, потому что встречный ветер недостаточно энергично
овевает чело Лавра Федотовича; то он требовал, чтобы я не обращал внимания
на сигналы светофоров, ибо это подрывает авторитет Тройки.