Остаток привала Гликерия забавлялась тем, что меняла содержимое фляжки и по очереди дула свежевыжатые соки, горячий шоколад, йогурт, минералку, какао, ряженку, морс и множество сортов лимонада. С пятого напитка пришлось ограничиться крошечными глотками, а то уже Оливье начал насмешливо поглядывать на нее, видимо, гадая, куда же в нее столько умещается, и под конец скептически поинтересовался:
— А ты не лопнешь?
— А ты налей и отойди,- с улыбкой ответила Глаша, заливая в себя последнюю порцию ледяного компота.
— Пожалей Слона,- воззвал маркиз, складывая остатки еды в сумку.- Бедный жеребец не привык к таким нагрузкам.
— Так и скажи, что завидуешь,- заметила девушка, удовлетворенно потирая живот.- Сам-то, кроме воды, вина да молока, больше ничего оттуда выпить не можешь.
— Ах, какая трагедия! — дурашливо воскликнул Оливье, поднимаясь с земли и подавая ей руку.- Надеюсь, ты насытилась? А то мы и так изрядно задержались.
— Благодарствую, весьма,- отозвалась Гликерия, возвращая ему чудесную фляжку.- Береги ее как зеницу ока,- строго наказала она.- С таким мини-баром я готова ехать за тобой хоть на край света. Это тоже работа Клариссы?
— Тоже работа Тернера,- признался маркиз.
— А у него можно приобрести вторую такую? — деловито спросила девушка.
— Боюсь, у тебя не хватит денег,- прищурился Оливье.- Но если будешь вести себя хорошо и найдешь амулет, получишь в качестве подарка на память.
— Вот-вот, тебе лишь бы от меня избавиться,- вздохнула Глаша.- Ладно, изверг, вези меня к своим древесным теткам.
Остаток пути оказался сплошной тоской. Разудалые разбойники на них не нападали, дикие оборотни мимо не пробегали, вурдалаки с упырями не покушались, и даже мертвые с косами по пути не встретились. Деревня, в которой они остановились на ночлег в первую ночь, от набегов кровожадной нежити и таинственной нечисти не страдала и была абсолютно спокойной, тихой и безмятежной. Разве что кузнец пришел среди ночи и закатил под окнами дома, где остановились Глаша и Оливье, такую жалобную серенаду, что маркиз переполошился, приняв ее за боевую песнь оборотня, и выскочил с мечом наперевес, чтобы его успокоить. Кузнец при виде нарисовавшегося хлопца с очевидными воинственными намерениями потрясенно икнул и замертво свалился в крапиву у забора. Как пояснила на следующее утро хозяйка дома, кузнец остался единственным холостым парнем на деревне. Все невесты были уже разобраны более ловкими кавалерами, а мелкие еще не подросли, так что бедняга страдал от недостатка женского тепла, в каждой заезжей гостье видел свою судьбу и стабильно изводил их серенадами собственного сочинения, вычитав в какой-то из книг, что нет вернее средства покорить женское сердце.
За исключением этого забавного эпизода ничего примечательного с ними не происходило. Глаша аж заскучала и все недоумевала, как это на них ни одна нечисть, коих, если верить жеке, в Кукуе обитает аж двадцать два вида, не покусилась. Поэтому, когда на закате второго дня впереди показалась фруктовая роща и Оливье сообщил, что здесь и обитают дриады, она радостно оживилась. Приключения начинаются! А встреча с дриадами может стать одним из самых ярких моментов ее сказочного путешествия.
* * *
А тем временем в Москве, приняв вид благообразной, добродушной, кругленькой и убеленной сединами дамы лет шестидесяти, которую показывали в новостях про самый образцовый детсад города Челябинска (дама была воспитательницей), Лариса поднималась по лестнице к квартире Нарышкиной. В руках у нее был старомодный саквояж, который Настя одолжила у соседки, а в саквояже лежал большой сувенирный карандаш. Его Лара купила в переходе метро, затем обернула блестящими ленточками для упаковки подарков и теперь искренне полагала, что тот может запросто сойти за волшебную палочку.
Несмотря на тщательную подготовку к операции «Знакомство с Нарышкиной», волшебница испытывала изрядное волнение. Во-первых, Настя, отправляя ее по уже знакомому адресу на Яблочную улицу, смотрела на подругу так, как будто той предстоит встреча с огнедышащим драконом высшей степени кровожадности, а не с белокурой москвичкой двадцати шести лет от роду. Во-вторых, она чувствовала себя благодетельницей, которая, взмахнув китайским карандашом за сорок восемь рублей, изменит беспросветную жизнь современной Золушки Арины Нарышкиной на сто восемьдесят градусов и сделает из подопечной царевну. Радостное волнение Ларисы не омрачили ни каблук, застрявший в решетке водостока на углу дома, ни визгливая собачонка, с чувством облаявшая ее на лестничном пролете между вторым и третьим этажами, ни подозрительный взгляд ее хозяйки, посмотревшей на Лару так, как будто в руках у нее был не благопристойный саквояж, а чемодан с гранатой и выглядела она не бабушкой «божьим одуванчиком», а бородатым арабским террористом.
Остановившись перед дверью в квартиру Нарышкиной, Лариса замерла. Они с Настеной долго спорили, каким должно быть ее первое явление Арине. Любовная фея настаивала на том, что появление «крестной» надо обставить поэффектнее: с иллюзорными чарами, с дорогой пиротехникой и непременно с элементом неожиданности. Она была категорически против идеи Ларисы проникнуть в квартиру самым естественным способом — через дверь и долго убеждала ее в том, что такая подозрительная девица, как Нарышкина, в жизни не поверит в крестную-волшебницу, которая звонит в дверь, как обыкновенный почтальон. «Уж если ты решила делать ставку на сказки,- напирала Настасья,- то и обставить все нужно сказочно». «Сказочно», по ее мнению, подразумевало появление тетушки-феи на балконе в облаке розового дыма, в ореоле искрящихся фейерверков и под заунывные трели «Энигмы».