Еще не рассвело, но все шесть рядов автострады, ведущей в Бангкок, уже были запружены автомобилями. По обочинам билдинги из стекла и стали чередовались кое-где с массивными бетонными сооружениями в духе советской архитектуры. Банки, отели, офисы компаний электрон-ной техники, преимущественно японских. После поворота на Чатучак автострада вознеслась над сетью дорог, опоясывающих центр города. На пустырях между светящимися отелями глаз начинал различать скоп-ления домишек, крытых железом. В освещенных неоном ларьках на ко-лесах предлагали суп и рис, дымились жестяные котелки. При выезде на Нью-Петчабури-роуд автобус слегка сбавил скорость. Мы увидели фанта-смагорические очертания дорожной развязки, асфальтовые спирали ко-торой, казалось, висели в небе, озаренные рядами прожекторов из аэро-порта; описав длинную дугу, автобус снова выехал на скоростную магистраль.
Бангкокский «Палас Отель» принадлежал к сети гостиниц, близких к компании «Меркурий», и придерживался схожих принципов в отноше-нии питания и качества обслуживания — все это я почерпнул из брошю-ры, которую подобрал в холле, ожидая, пока ситуация немного прояс-нится. Было начало седьмого утра — полночь в Париже, подумалось мне без всякой связи, — но вокруг уже царило оживление, и ресторан от-крылся для завтрака. Я сел на скамейку, у меня по-прежнему кружилась голова, шумело в ушах, и начинало подташнивать. По выжидательным позам стоявших рядом людей я угадал в них членов нашей группы. Тут были две девицы лет по двадцать пять блядоватого вида, впрочем, непло-хо сложенные и смотревшие на все с презрением. В отличие от них че-та пенсионеров — он из породы живчиков, она поугрюмее — с восхище-нием взирала на внутреннее убранство отеля, состоящее из зеркал, позолоты и люстр. В первые часы жизни коллектива общение в нем но-сит, как правило, фатический характер, то есть сводится к установлению контактов; этой стадии свойственны употребление банальных фраз и слабая эмоциональная вовлеченность. Как утверждают Эдмундс и Уайт, формирование мини-групп отчетливо заметно лишь на первой экскурсии или во время первого совместного завтрака.
Я вздрогнул, чувствуя, что теряю сознание; чтобы как-то приобод-риться, закурил: снотворное оказалось слишком сильным, я от него был сам не свой; более слабые, впрочем, на меня не действовали — положе-ние складывалось безвыходное. Чета пенсионеров топталась на месте, медленно поворачиваясь по кругу; супруг хорохорился и, не находя, кому бы конкретно улыбнуться, обводил улыбкой весь окружающий мир. В предшествующей жизни они, наверно, были мелкими торговцами — ни-чего другого не придумаешь. Услышав свое имя, экскурсанты поочередно подходили к сопровождающей, получали ключи, поднимались в номе-ра — словом, рассеивались. Мы могли позавтракать прямо сейчас, напо-минала тайка звонким поставленным голосом, могли отдохнуть — по же-ланию. В четырнадцать часов — прогулка по кхлонгам, встреча в холле.
Широкое окно моего номера выходило на скоростную магистраль. В половине седьмого утра движение по ней было интенсивным, однако сквозь двойное стекло до меня доносился только слабый гул.
В четырнадцать часов — прогулка по кхлонгам, встреча в холле.
Широкое окно моего номера выходило на скоростную магистраль. В половине седьмого утра движение по ней было интенсивным, однако сквозь двойное стекло до меня доносился только слабый гул. Фонари уже погасли, а сталь и стекло еще не засверкали дневным солнцем — го-род был равномерно сер. Я заказал дежурному двойной эспрессо и загло-тал его с эффералганом, долипраном и двойной дозой осциллококсинума, затем лег и попытался закрыть глаза.
Неясные формы с назойливым жужжанием медленно двигались в замкнутом пространстве; может, это были землеройные машины, а мо-жет, гигантские насекомые. Поодаль стоял человек в тюрбане и белых шароварах; в руках он держал короткую турецкую саблю и с большой ос-торожностью проверял остроту клинка. Вдруг воздух сделался красным и вязким, почти жидким; прямо перед глазами у меня потекли капельки конденсата, и я понял, что вижу всю сцену через стекло. Человек лежал теперь на земле, придавленный невидимой силой. Машины — несколь-ко экскаваторов и гусеничный бульдозер — сгрудились вокруг него. Экс-каваторы дружно взмахнули шарнирными лапами и разом обрушили ковши на человека, разрубив его тело на семь или восемь частей; голова же дьявольским образом продолжала жить, бородатое лицо кривилось недоброй усмешкой. Тогда вперед подался бульдозер и раздавил ее, как яйцо; мозг вперемешку с раздробленными костями брызнул на стекло в двух сантиметрах от моего лица.
5
Туризм как поиск смысла с характерным для него игровым общением и богатством обра-зов есть способ постепенного кодированно-го и нетравмирующего постижения внеш-ней чужеродной реальности.
Рашид Амиру
Проснулся я около полудня, в комнате глухо жужжал кондиционер, голо-ва болела немного меньше. Лежа поперек широченной кровати king size, я думал о том, как все сложится дальше. Бесформенная пока еще группа превратится в живое человеческое сообщество; сегодня во второй половине дня мне надо будет начать определяться, а прямо сейчас уже выбрать шорты для прогулки по кхлонгам. Я остановился на модели из синей джинсовой ткани, средней длины, не слишком облегающей, и футболке «Radiohead»; затем сунул в рюкзак кое-какие вещицы. В ванной я с отвращением осмотрел свое отражение в зеркале: натянутое, скован-ное лицо бюрократа трагически контрастировало с костюмом; я выгля-дел ровно тем, кем был на самом деле: сорокалетним чиновником, на пе-риод каникул рядящимся под юнца. Тьфу! Я подошел к окну и раздвинул шторы. С двадцать седьмого этажа открывался поразительный вид. На-лево меловой скалой, разлинованной черными горизонтальными поло-сками окон, наполовину скрытых балконами, высилась громада отеля «Мариотт». Солнце стояло в зените, контрастно оттеняя плоскости. Прямо передо мной сверкало бесчисленными бликами хитроумное со-оружение из конусов и пирамид голубоватого стекла. На горизонте яру-сами ступенчатой пирамиды громоздились гигантские бетонные кубы отеля «Гран Плаза Президент». Справа, за трепещущей зеленой гладью парка Лумпхини, выступала охряная стена и угловые башни Дусит Тха-ни. И надо всем — идеально голубое небо. Я медленно выпил «Сингха Голд», размышляя о том, что все уходит безвозвратно.