Духарев не стал ждать — врезал степняку промеж кривых ног так, что тот даже вверх подлетел. Приземлился. Сабля до половины воткнулась в почву, сам степняк воткнулся мордой в землю, волчья шапка — в костер.
Духарев стриганул ногами — есть! Свободен! Печенег выл, держась рукой за гузно. Но второй, сука такая, тянулся к сабле.
Серега сделал ему анестезию — пяткой по башке. Сел спиной к сабле, примерился… Молодец, копченый. В порядке клинок держит — острый. Два движения — и ремешки поехали.
Руки немного затекли — секундное дело. Машег? Хузарин уже повернулся спиной, подставляя скрученные кисти.
Есть контакт!
Духарев кинул ему печенежскую саблю. Дальше хузарин сам справится. Серега еще раньше заприметил, где лежит его славный варяжский меч. Вот он, голубчик!
Серега почувствовал себя хищной птицей, которая порушила тесную клетку и наконец расправила крылья… Он стал таким легким и быстрым, что, кажется, вот?вот взлетит. Быстрее и легче Сереги был только его меч. Печенеги казались набитыми тряпьем куклами — такие вялые и медлительные. Но, получив клинком, прыскали кровью вполне реально. Вот так, твари! Это вам не шкуру с пленников драть! Это вам — полный кабздец!
Серега даже запел от восторга!
Все как будто оцепенели. Застыли нападавшие — их осталось всего?то человек пять, закоченели печенеги. Почти все. До пары?тройки наконец доперло, что их мочат: кинулись к лошадям. Поздно пить боржом, мальчики! Серега в три прыжка догнал. Хлестнул мечом одного, второго… Третий повалился сам — ножка подкосилась. Не сама подкосилась. Элда?умница! В одной рубахе, босая, зато с секирой в руках.
Серега развернулся, взлетел в три прыжка обратно на кручу… Только здесь уже все закончилось.
Здесь стоял Машег с окровавленной саблей, пятеро воев?славян, натуральных кривичей (надо же!) и живописная куча нашинкованных печенегов.
Вот черт! Даже обидно!
Глава сорок девятая
ДОБРЫ МОЛОДЦЫ — КРИВСКИЕ КУПЦЫ
Подмогу привела все?таки Элда. Прыгнув с десятиметровой кручи, нурманка сразу поплыла вниз по течению и совсем скоро наткнулась на ставшие к берегу торговые лодьи. Сборная купеческая флотилия, возвращавшаяся от болгар.
К сожалению, к вышедшей из реки женщине торговые люди отнеслись несерьезно, а вспыльчивая Элда, забыв, что пришла за помощью, тут же заехала кому?то по зубам. Зубы уцелели. Но симпатии к нурманке поубавилось. Обижать ее, конечно, не стали: такое не в обычае, и прочь не погнали. Но и разговаривать не захотели. Элда уж и извинялась, поправ гордость, и упрашивала, и награду обещала и… чего только не обещала. Но славянские купцы — народ гордый. Да и не верили ей. Может, и вовсе не человек она, а перекинувшаяся русалка? Заманивает честных людей…
— Ну глядите! — воскликнула отчаявшаяся нурманка. — Будет вам и от Свенельда, и от Роговолта князя!
Вот тогда один из купцов и не стерпел:
— Я, — сказал степенно, — Роговолту?князю верен! И ты, баба, зря не болтай!
— А раз верен, так помоги его дружинникам!
— Врешь, небось?
Элда поклялась, что говорит правду.
— Ладно, — сказал купец. — Пошли глянем. Далеко идти?т?
— Версты три! — обрадовалась Элда.
— Пошли!
Остальные загалдели протестующе, но кривич заявил:
— Я слово сказал!
По его знаку поднялись восьмеро воев.
— Это мало! — запротестовала Элда. — Не справимся.
— Это мои, — сказал купец. — Другим я не указ. Ничё, управимся. Сама?т с нами или как?
— С вами. Топор дай.
— Тебе зачем? — удивился купец. — Чего рубить будешь?
— Печенегов.
Все дружно загоготали, а когда притихли, приказчик, который получил по зубам, сказал:
— Ты дай ей топор, Осянник! Десница у ней подходящая.
Теперь толстый бородатый купец Осянник то (не без опаски) глядел на громадного босого варяга, то на дикую бабу, простоволосую, в чужой кровище, всхлипывающую на плече невысокого, но такого же злого в бою воина, то — на посеченных степняков.
Теперь толстый бородатый купец Осянник то (не без опаски) глядел на громадного босого варяга, то на дикую бабу, простоволосую, в чужой кровище, всхлипывающую на плече невысокого, но такого же злого в бою воина, то — на посеченных степняков. Глянув на мертвецов, он вспомнил, как начали печенеги брать верх, — и тут Осянника затрясло. Не думая, купец взял большой котел с вкусно пахнущей ухой и, прижав к себе закопченным боком, стал быстро сёрбать густое варево. Выел четверть — маленько полегчало.
Костер вспыхнул ярче.
— Как ушица? — Здоровенный варяг, уже в сапогах, рукоять меча шишкой торчит из?за левого уха, возвышался над Осянником, как вставший на дыбки мишка.
— А? Чего? — смутился купец.
— Спасибо тебе! — с чувством сказал варяг. — Спас!
— Да чего там, — еще больше смутился Осянник. — Свои ж. Как баба?т сказала: полоцкие, так я сразу… Не соврала баба?
— Не соврала. А я ведь тебя помню, купец.
— Встречались, что ли?
— На тракте, под Витебском. Две зимы тому назад. Я еще к тебе в охрану хотел наняться, да ты не взял. Вперед отправил, к торжсковскому Горазду.
— И что Горазд? Взял? — спросил Осянник. Варяг засмеялся:
— Взял, взял!
Из спасителей насмерть побили двоих. Еще двое были ранены. Из печенегов не ушел ни один. Но некоторые были еще живы. По приказу Духарева их по?быстрому прирезали, хотя кое у кого было желание позабавиться с пленниками на их собственный лад. Трупы ободрали. Все ценное Серега отдал кривичам. Только саблю Албатана оставил себе Машег. На память. И еще потому, что сабля была хороша, а Машег, как и Серега, был обучен обоерукому бою. Сверх добычи Духарев добавил кривским от себя тридцать гривен — семьям убитых. Он бы и больше дал, но Осянник сказал: довольно. Храбрость купцов была достойна восхищения. Напасть на вдвое превосходящих числом матерых степняков — это поступок!