— Вытащить и пересчитать, — распорядился он. — Определить, скольких не хватает. Пустить погоню по следу…
— По которому? — флегматично поинтресо?еался Хрунгельв. — Их три. Скарпи задумался…
— Скарпи решил: главный — тот, что в степь уходит. В степи потеряться легче. Остальные — чтоб глаз отвести, — сообщил гридень. — Так, батька, он и велел тебе передать.
— А почем он знает, что они на тот берег не ушли? — вмешался Асмуд. — Может, их насады на реке ждали?
— Скарпи на тот берег тоже послал, — ответил гридень. — След искать. И Днепром… Он одну лодью вниз послал, а вторую вверх, к волоку. А еще тебе велел передать, батька, чтоб ты с дружиной прямо к чумацкому тракту шел. Ежели что — он сразу знать даст. А ежели ты решишь с лодьями и насадами в Царьград идти — ничего. Скарпи сам найдет злодеев и злато ромейское вернет.
— Ха — воскликнул Асмуд, сын Стемида. — Нурман? Вернет! Только сначала ополовинит!
Гридень потупился. Он сам был нурман, а ославленному варягом Скарпи приходился племянником. По чести он должен был тут же вызвать Асмуда на поединок, но поскольку тот был не просто варяг, а сам боярин Асмуд, то гридень предпочел промолчать. Если дядя найдет нужным, он сам защитит свою честь.
Старший же всадник Асмуда не слушал. Он размышлял.
К ромеям он, конечно, не пойдет. Ромеи вероломны. К ним если идти, то с настоящей силой. Ежели ромеи силу видят — они сами дают, и брать не надо. Малая дружина в тысячу воинов — это не сила. Тем более что дань ромеи уже отправили. Потребуешь еще — решат, что дешевле кого другого купить. И натравить на Киев. Ромеями не доблестные правят — торгаши. Хотя, надо признать, есть у них и полководцы. Но правят все равно торгаши. Потому и неплох был план Скарпи.
Приползут недобитые ромеи из тайного посольства к кесарю, доложат, что побили их степняки и дань, что русам да пацинакам причиталась, забрали.
А большому хану Куркурэ он сам пожалуется, дескать, забрали хузары наше золото! И пусть храбрый хан от обиды наедет на хузар! Пусть задерутся — а Киев тем временем еще кусочек сурожского берега под себя возьмет. И ромеи пусть с печенегами решают, кто дань схитил. А русы что? Русам обещано? Обещано. Значит, собери снова — и отдай. А не то придут и сами возьмут!
От этих приятных мыслей всадник пришел в хорошее настроение и произнес уже не так мрачно:
— Передай Скарпи, я иду к тракту. А он пусть ищет. Не найдет — головой ответит за потерянное богатство. Отправляйся!
Гридню подали свежих коней, и он ускакал. Ничего! Скарпи найдет! Он золота не упустит, не та порода. Такое богатство! Да и делить ее придется только с малой дружиной. А Волку вообще шиш! — Он злорадно ухмыльнулся, вспомнив, сколько пришлось отдать печенегам из прошлогоднего ромейского выкупа.
Ухмыльнулся и тут же помрачнел, вспомнив, и эта дань ромейская пока что не у него в руках, а неизвестно где. А как хорошо все было задумано! Да и сделано хорошо. Кто ж знал, что у диких хузар достанет ума, чтобы угадать, какую судьбу им назначили русы?
Глава десятая
СОЛЯНОЙ ТРАКТ
Утром варяги свершили погребальный обряд: перерезали глотки пленникам, подожгли плоты и оттолкнули от берега. Рассвет — хорошее время для такого дела: умершие не собьются с дороги, притянет их не луна синяя, а Хорс?Солнышко.
Рассвет — хорошее время для такого дела: умершие не собьются с дороги, притянет их не луна синяя, а Хорс?Солнышко.
Бледный, почти невидимый огонь, серый прозрачный дым… Некоторые видели, как на призрачных крылатых конях улетают в Ирий души героев.
Духарев призраков не видел, да и не высматривал особо. Не до того. Мучило Серегу дурное предчувствие. Нервность нездоровая. Когда за каждой полынной метелкой мерещится соглядатай, а за каждым пригорком — вражья конница. И еще в спину как будто кто?то пялится: так и хочется оглянуться. А ведь это не чащоба — степь. Простор от горизонта до горизонта. А давит так, словно в каменном мешке сидишь. Хотелось рвануть галопом: бежать, бежать, пока не поздно…
Но ехали они теперь медленно. Из раненых только Мисюрок смог сесть на коня. Остальным пришлось мастерить носилки — кожаные гамаки на жердях, уложенных на лошадиные спины. Кони с таким грузом могли идти только шагом.
Подобранный Серегой чужак за ночь отлежался, встал. Духарев распорядился выдать ему лошадь и трофейную печенежскую одежку. Оружия не давать. Мало что у чужака на уме?
Одежку чужак сразу надевать не стал: выполоскал в речке. И сам умылся. Чистоплотный. От завтрака отказался, немедленно вызвав подозрение Устаха. У многих народов так: с врагом вместе не едят. А с кем поел — того убивать нельзя. Боги не одобрят. Велено было Шуйке за чужаком приглядывать. И если что — не церемониться. Чужак, впрочем, повода для подозрений больше не давал. Тащился в хвосте, дремал, уронив поводья. Надо бы его потрясти: кто, откуда, как попал в плен? Принцип «враг твоего врага — твой друг» в степи не срабатывал. Тут все — против всех. И только твой клинок — за тебя.
Километров через двадцать речушка свернула к северу, варяги перешли ее вброд, и опять потянулся. однообразный степной пейзаж: пологие холмы, прикрытые травами.