Миновали стадо могучих степных туров. Длиннорогие быки с горбатыми холками подняли головы и проводили всадников недоверчивыми взглядами.
— Э?эх! — громко вздохнул Понятко. — Какая охота!
Духарев слыхал, что степные туры еще сильней лесных, чью мощь он уже испробовал на собственных ребрах, но за все это время ему так ни разу и не пришлось поохотиться на степных быков.
— Ай да сокол молодой
Над горой летал.
Ай да белу лебедицу
Молодой искал.
Стал он с горки да на горушку
Перелетывать,
Да звал лебедушку?красуню
В муравушке поиграть…
— затянул Понятко. У парня был звонкий и ясный голос. Ежели так случится, что в бою покалечат, может, гусляром станет. Певун с таким голосом на княжьем пиру — желанный гость. Тем более варяг.
Солнце припекало, снизу поднимался густой запах трав. Не зря поляне этот месяц травнем зовут.
Варяги?северяне поснимали доспехи и стеганые подкольчужники, оставшись кто в белой льняной рубахе, кто вообще без ничего. Рассудили: ежели что — дозорные упредят. Машег (Рахуг был в передовом дозоре) поглядел на разоблачившихся с усмешкой, процедил что?то обидное. Для него градусов тридцать — это еще не жара, а так, тепленько.
Духарев тоже броню снимать не стал. С одной стороны, пример выдержки для подчиненных, с другой — все то же неясное беспокойство.
Ехал, слушал, как весельчак Понятко беседует с Машегом. О женщинах. Вернее, о том, как это печально, когда их нет. И чем их, в принципе, можно заменить. Вот те же печенеги, к примеру, они вместо баб…
Понятко, у которого всегда имелась наготове соответствующая история, рассказал, как его дальний родич был в полоне у печенегов?гилеев. Вот позвал однажды родича хан и сказал, что у его, хана, наложницы родился сын. И у сына того глаза сини. А сини глаза во всей округе только у Поняткова родича. Посему, выходит, согрешил славянин с хановой наложницей, и за то выходит ему, славянину, наказание: бить сильно, а мужские достоинства отрезать напрочь.
Родич Понятки, естественно, огорчился и задумался. А подумав, сообразил и сказал вот что: не у тебя ли, хан, в табуне родился недавно жеребенок с черной гривой?
— Было дело, — согласился хан.
— А ведь у кобыл твоих и жеребцов, у всех гривы желтые да сивые! — показал удивление родич. — Как же так?
Хан подумал немного, погладил черную бородку и молвил:
— Добро. О сыне моем боле говорить не будем. Но и ты гляди: о жеребенке никому ни слова!
Машег посмеялся вежливо, а потом сказал, что у них похожую байку рассказывают про славянского тиуна и ромея. Только там не кобыла, а коза была.
Внезапно один из дозорных, достигнув очередного взгорка, резво повернул назад. Воины встрепенулись было, но увидели, что дозорный, это был Сирка Чекан из Устахова десятка, машет пустыми руками: опасности нет.
— Ну что? — спросил Устах, когда дозорный подлетел к нему и осадил потного жеребца.
Сирка Чекан, рыжий, весь в веснушках, прибился прошлой весной. Никто в дружине его не знал, но кто и откуда — не спрашивали. Видно, что варяг, видно, что жизнью бит. Бит, да не сломан, так что к делу годится.
— Ну что?
— Дорога там, — шепелявя из?за дефицита передних зубов, сообщил дозорный.
— Соляной тракт, — сказал Машег, подъезжая к старшим.
— Куда ведет?
— К Сурожу.
— К городу?
Хузарин мотнул головой.
— К лиману, к варницам. Но к городу отвороток есть. Городок старинный, небольшой.
— Чей он? Как называется? — спросил Духарев.
— Называется Таган. По?нашему. Раньше наш городок был.
— А теперь?
— А теперь — не знаю. Его хакан Олег под себя взял, и с нами договорился, чтоб соль брать по малой цене, сколько надо. А кому сейчас дань платят — не знаю. Придем — спросим.
— А печенеги там есть, как думаешь?
— Может, и есть, — ответил Машег. — Это не беда. В Саркеле тоже печенеги есть. Наемные. И угры.
— Значит, по тракту пойдем? — спросил Сергей.
— Лучше — по тракту, — ответил Машег. — На тракте спокойней.
— Почему? — Духарев эту часть Дикого Поля знал слабо. В прошлый сезон они один раз ходили от Орла по Донцу почти что до упомянутого Машегом хазарского города Саркела, но обратно возвращались тем же путем, и к Днепру шли не напрямик, а вдоль северских земель, высматривая для Свенельда места, где удобно ладить укрепленные городки.
— На тракте меньше грабят.
— Да ну? — Духарев скептически поднял бровь.
— Вдоль тракта истуканы языческие издревле поставлены. Кто степных богов боится, — Машег сплюнул, — тот на тракте лютовать не будет. Ну, может, возьмет немножко.
— Печенеги — тоже их боятся?
— Не знаю. У них свои демоны. — Хузарин снова сплюнул, затем добавил после паузы: — Ране этот тракт наши дозоры стерегли. Их?то поболе стереглись, чем кумиров деревянных.
Машег уже несколько лет служил Свенельду, поскольку был воином из рода воинов, в …надцатом поколении, и не воевать не мог. Хузарский же хакан Йосып своих воинов не жаловал. Предпочитал по?ромейски нанимать за золото чужеземцев, которым доверял — больше. Машег служил Свенельду, оваряжился, но всё равно считал себя именно хузарином и никак не мог привыкнуть к тому, что княжья русь и печенеги так потеснили его народ. А ведь совсем недавно Хузарский хаканат держал под собой и всю землю от Волги до берегов Греческого моря, и Сурожское море, и Степь — до самого Днепра. И те же поляне безропотно платили им дань… Потом с востока пришел хан Бече<О происхождении слова "печенег" у историков нет единого мнения.
И те же поляне безропотно платили им дань… Потом с востока пришел хан Бече, с запада — варяги…
— Поедем трактом, — подумав, решил Духарев.