Он тоже умел играть словами. Кроме того, это помогало обуздать страх. Игра и есть игра.
— Когда пытать тебя буду не я, а он, — князь кивнул на Скарпи, — ты разучишься говорить «нет». Мой боярин умеет развязывать языки. Ты в этом скоро убедишься. Но будет уже поздно.
— Пытать? — Духарев усмехнулся, хотя ему стало совсем невесело. — Я варяг, княже. Если я не говорю тебе, почему ты думаешь, что я скажу огню или железу?
— Это пустые слова, — вмешался Скарпи. — Позволь, батька, я займусь им!
Губы нурмана алчно искривились.
«Он уже видит, как режет меня на куски!» — подумал Духарев.
Удивительно, но Сергей все еще не испытывал никакого страха. Наверное, потому, что не чувствовал себя во власти княжьего ближника.
— Ты еще не отнял наши мечи, нурманская лисица! — рыкнул Устах, но Сергей поднял руку, и его друг умолк.
Силы слишком неравны. И Сергей помнил историю Рёреха. Тот тоже хотел умереть с честью, а угодил в лапы к палачам.
«Если враг сильнее, покажи ему свое мужество!» — вспомнил Духарев слова своего наставника.
Мысль интересная, но как это осуществить?
То, что Серега сделал потом, трудно было назвать плодом размышлений. Скорее это было наитие, озарение.
Глядя князю прямо в глаза, Духарев закатал рукав, вынул из ножен узкий, отточенный для бритья нож.
Ему не препятствовали. Нож — не оружие против поспешного умелого воина, а если варяг, испугавшись пытки, захочет перерезать себе глотку… Что ж, значит, он ее перережет.
Острый кончик ножа коснулся предплечья, легко прорезав кожу. Боли не было. Никакой. У Сереги возникло ощущение, будто он заключен в некий прозрачный шар — все лишние звуки остались снаружи.
Нож медленно погружался в мякоть руки. Серега улыбнулся. Он не испытывал боли, потому что не хотел испытывать боль. И князь видел это.
И Скарпи тоже видел. Но отнеслись они к происходящему по?разному.
В глазах Игоря мелькнуло уважение. Нурман же был разочарован и поспешно придумывал, чем еще можно зацепить варяга.
Узкий клинок все глубже окунался в плоть. Боли все не было, а было такое чувство, какое бывает иногда в первые секунды после перелома. Когда глаза видят торчащую из розорванной кожи кость, а боль как будто выключена.
Острый кончик ножа проткнул кожу и выглянул с другой стороны. Серега опустил глаза, поглядел на покрасневший стальной клювик, и его неожиданно пронзило острое чувство нереальности происходящего. Истоптанная трава под ногами поблекла, посерела, слиплась и превратилась в аккуратные плитки мостовой.
Глава сороковая
«НЕ ХОЧУ!»
Серега стоял, широко расставив ноги в тупоносых, глянцево?черных туфлях. На нем были черные свободные штаны, перехваченные ремнем. На ремне, в чехле с золотой цепочкой покоилось махонькое тельце сотового телефона.
Серега поднял голову и увидел, что стоит на углу Литейного и улицы Некрасова, а мимо, опасливо огибая его, движется человеческий поток. Серегу настолько поразило неожиданное разнообразие лиц, одежды, искусственная яркость красок, что он снова опустил глаза… И обнаружил, что ноги его стали намного толще, а под белой тонкой рубашкой круглился солидный живот.
— Серый! Эй! Ты чё?
Духарев не сразу понял, что обращаются к нему. Он повернулся и увидел большую красивую машину, в которой сидели двое очень похожих друг на друга мужчин. Абсолютно ему, Духареву, незнакомых.
— Давай, Серый, садись, не тяни муму! — один из мужчин похлопал по кожаному сиденью. Духарев сел.
— Трогай, Петюня! — скомандовал мужчина. — Ну чё. Серый, вижу, кредита не будет.
— Ну чё. Серый, вижу, кредита не будет. Чё теперь?
— Теперь? — тупо повторил Духарев, пытаясь вникнуть в происходящее.
— Не, ты, бля, конкретно тормозишь! — удивился мужчина. — Кто, бля, хозяин — ты или я? Ты чё, Серый! Ты думай, бля, где реально четыреста штук взять!
— Четыреста штук… баксов? — еще тупее переспросил Духарев.
— Нет, карбованцев! — фыркнул собеседник. И вдруг озаботился: — Серый, ты в норме?
— Я? — грустно спросил Духарев. Мужчина поглядел на него… и вдруг обнял его за плечи мясистой дланью.
— Да ладно. Серый, чё ты? Ну нет и нет! Ну хер с ней, с этой горючкой! Ну не голые же будем! Бабок еще наварим! Вторая фирма однозначно наша! Петюня, ты куда рулишь, ёш твою мать! Ты к «Европейской» давай!?И Сереге: — Все нормально, братан! Ща похаваем, заквасим, лялек арендуем! Расслабимся, братан! Чё у нас, денег нет!
Серега поглядел на гладкую рожу «братана», потом на туго обтянутое рубахой собственное брюхо…
«… ! — подумал он. — … матери!»
— Останови! — крикнул он.
Водитель мгновенно ударил по тормозам. Сзади тоже завизжали тормоза. Машина нырнула вправо и остановилась у обочины.
Духарев вышел, поглядел на такую знакомую «Невскую перспективу».
«В жопу! — подумал он. — Не мое! Не хочу!»
И все опять потекло, поплыло, и не стало ни Невского, ни толпы…
Под ногами опять была умятая сапогами трава, вокруг — Игоревы гридни, а перед глазами — Серегино предплечье, продырявленное ножом.
Очень медленно, плавно Духарев потянул нож обратно. Обтер лезвие льняным лоскутом, потом, тем же лоскутом, перевязал рану. Крови было немного, но ее хватило, чтоб показать: Духарев не ульфхеднар и не берсерк. Обычный человек. Варяг.