Когда на небе высыпали звезды, преследователи повернули назад. Преследуемые рискнули сделать только короткий привал.
— Машег, сколько нам примерно до тракта? — спросил Духарев.
Хузарин подумал немного:
— До ближайшего колодца — стрелищ семьдесят?восемдесят, — уверенно ответил он.
Рожденный в степи, хузарин железно «держал» направление.
Теперь задумался Сергей.
Возвращаться на тракт было рискованно. Духарев прислушался к своим ощущениям: когда нет иного выхода, стоит довериться интуиции. Но интуиция молчала.
— Идем на тракт! — решил Сергей, и они снова полезли в седла.
Примерно через час под копыта коней легла ровная твердая дорога. Еще через полчаса Духарев скомандовал:
— Стой!
Впереди, отражая лунный свет, белел плоский камень, прикрывающий горло колодца.
Вдвоем с Устахом они отодвинули камень. В черной яме серебром блеснула вода.
Теперь можно было устраиваться на ночлег.
Первым нести стражу выпало Духареву. Элда и Устах моментально уснули, а вот Машег ложиться не торопился. Сидел на свернутом войлоке, глядел на звезды. Духарев?командир бодрствования хузарина не одобрял. Если по расписанию бойцу положено спать — должен спать, а не на звезды пялиться. Но Духареву?дозорному общество товарища было приятно.
Но Духареву?дозорному общество товарища было приятно.
Как ни странно, несмотря на тяжелый день, Серега не чувствовал себя вымотавшимся. Когда уходили от погони, он впал в некое дремотное состояние: полусон?полубодрствование. Темп отряду задавал Машег, и как только лошади переходили на шаг, Серега тут же растворялся в жаре и мерном покачивании конской спины. Тело само предпринимало нужные усилия, чтобы не вывалиться из седла. И эти усилия были минимальны. Это было вроде экономного дыхания в поединке. Этот неожиданный подарок организма Серега в полной мере оценил только сейчас. И очень сильно подозревал, что Машег тоже владеет подобным искусством, иначе как он ухитряется оставаться бодрым после целого дня в седле? Да еще в полном доспехе и под палящим солнцем.
Духарев уже собрался спросить его об этом, но Машег сам задал ему вопрос.
— Вот скажи, Серегей, — тихо проговорил он. — Ты видишь будущее, когда захочешь или когда на тебя от Бога нисходит?
— Скорее второе.
— Жалко, — хузарин вздохнул. — А то я бы тебя попросил посмотреть кое?что… Про нас. В будущем.
— Ты думаешь, я бы сам не посмотрел, если бы мог? — отозвался Серега.
Машег снова вздохнул. Часто он вздыхает. Раньше за ним подобного не замечалось. Что?то с благородным хузарином не то…
— Давай, выкладывай, — подбодрил его Духарев. — Что там у тебя?
— Да, понимаешь… Это касается Элды… Еще один вздох.
— Да? А мне показалось: у вас все ладится.
— Да, в общем, — Машег опять вздохнул. — Ладится, да. Но, понимаешь, я сначала ее не понимал. Думал: красивая баба, страстная…
— А разве нет?
— Да… Да, все так. Только… Она другая. Не такая, как я думал поначалу.
— Ну, брат, ты даешь! — сказал Сергей. — Много у тебя было женщин, которые оказывались такими, какими казались?
Машег не ответил.
Прошла минута, другая…
Между небом и землей лежала душно?теплая ночь. Степь была словно огромный зверь. Она дышала, и у ее дыхания был свой, особый, неповторимый запах. Земля казалась живой под сухой шерстью травы. А все, что на ней, — люди, звери — вроде насекомых на бычьей спине. Земля была теплой, а звездное небо, наоборот, холодным и пугающим. В такие минуты Серега понимал, почему небесные боги кочевников свирепее и мстительнее богов земных. И для него, кочевника не только пространств, но и времени, эти холодные небеса были еще более пугающими. Как там говорил парс? «Звезды тебя не знают». Чужие звезды… Машег что?то сказал, и Духарев очнулся.
— …У меня, Серегей, было много разных женщин, — говорил хузарин. — Всяких… Но все не такие, как она. А Элда… Ей трудно было, Серегей. С мужчинами трудно, а с женщинами — еще труднее. Ее биться учили — как мужа. А у нее душа нежная, словно птенец перепелки. — Машег еще раз вздохнул и добавил: — Я думаю, ее мне Бог послал, Серегей!
— Или тебя — ей? — заметил Духарев.
— Или меня — ей, — повторил Машег. И добавил после паузы; — Сердце у меня болит, Серегей. Что с нами будет? Что будет с ней? Страх во мне теперь, брат. Раньше такого не было. Раньше у меня не было Элды — только Бог был и честь родовая. Ни Бога, ни честь отнять нельзя, Серегей. А ее — можно. Раньше я смеялся в глаза смерти. Бог сотворил нас смертными. Мы должны умирать. Иначе как бы мы возвращались к своему Творцу? Смешно избраннику Господа боятся Небесного Отца! А теперь я боюсь, Серегей! Боюсь умереть… Я уйду, а что тогда станет с ней? Что сотворит с ней этот мир, когда я уйду? Навсегда уйду, Серегей! Ты мудр, подскажи, как мне с этим жить?
— Я — мудр? — изумился Духарев, но Машег словно не услышал.
— Подскажи, Серегей! Не умею я так, со страхом внутри. Он силу мою точит. Стыдно мне! Отец мой не ведал страха. И дед. Боюсь я и того, что кровь свою опозорю! Честь моя. Бог мой… и она. Когда я спрашиваю у души своей: что ей дороже? «Она!» — отвечает душа. И это правда! Стыдно мне, Серегей! Мы с тобой от одного Бога, Серегей! И одна у нас Первая заповедь: возлюби Господа более себя самого! Ужель я предаю Бога моего? Скажи мне! Серега придвинулся ближе, обнял хузарина, как обнял бы младшего брата.