Угра звали Бредяком. Это был здоровенный рябой мужичина с наглой рожей и черной бородищей. Единственный, кстати, из старших гридней, не заглянувший в «болящему» с выражением сочувствия.
Поэтому Серега решил сам его навестить. И взять у него небольшое интервью. Круг вопросов Серега определил заранее. А чтобы беседа шла гладко, пригласил за компанию Устаха. У его друга был настоящий талант за каких?нибудь полчаса делать разговорчивыми самых отъявленных молчунов.
* * *
Крепкий сон — серьезный недостаток для воина. Бывает так: уснешь… а проснуться уже не удается. В этом отношении Бердяку повезло. Он проснулся.
Правда, не по собственной инициативе, а разбуженный неприятным прикосновением холодного железа к теплому горлу.
— Кричать не нужно, — благожелательно посоветовал Духарев. — Будет бо?бо.
И пошевелил ножом под бородой угра.
Припасенным фитильком Устах зажег изложницу.
Пусть собеседники как следует разглядят друг друга.
Разглядели. Рябое лицо угра тут же покрылось бисеринками пота.
— Чего надо? — хрипло спросил он.
Серега еще немного пошевелил лезвием, чтобы черниговский гридень прочувствовал, какое оно острое, и осведомился добродушно:
— Девку ты убил?
— Какую еще девку? — просипел Бердяк. Из зарослей его бороды выползла любопытная вошка, но, почуяв нехорошее, тут же спряталась.
— Он не понимает, — обратился Серега к Устаху. — Дурной? Или память плохая?
— Да что ты с ним возишься? — буркнул Устах, чья роль была оговорена заранее. — Режь его — и пошли.
— Вы не можете меня зарезать! — нервно проговорил угр. — Князю ответите!
— Это Рунольту, что ли? — усмехнулся Духарев. — Ну ты меня развеселил!
— Игорю Киевскому! — агрессивно прохрипел угр. — Я — его ближник, понятно!
— Шавка ты, а не ближник! — фыркнул Духарев. — У князя киевского большие бояре в ближниках, а не глупый черниговский гридень. Но такого, как ты, даже Князевы бояре в службу не возьмут. Кому ты нужен, дурачина!
— А вот нужен, раз взяли! — возмущенно заявил Бердяк.
— Ладно тебе брехать, — лениво, с издевкой протянул Серега.
— Я правду говорю!
— Ну?ну. И как же зовут твоего боярина? Холоп при княжьей конюшне?
— Про Скарпи слыхал? — купился на подначку Бердяк.
Духарев поглядел на Устаха.
— Верно, — подтвердил тот.
Духарев поглядел на Устаха.
— Верно, — подтвердил тот. — Есть такой. Великого князя ближний боярин.
— Значит, ты, угр, за Рунольтом для Скарпи доглядываешь? — строго спросил Духарев.
Бердяк сообразил, что сболтнул лишнее, и прикусил язык.
Но это молчание как раз и подтверждало, что угр упомянул киевского боярина не ради красного словца.
— Значит, Скарпи, — Духарев кольнул угра ножом. Тот дернулся, но сопротивляться не рискнул.
— Так что, Бердяк, — повторил Серега первый вопрос. — Ты убил девку?
— Ну я, — буркнул угр.
В сравнении с первым признанием смерть девки казалась ему незначительной.
— А почему?
— Надо было.
— Бывает, бывает, — кивнул Серега. — Это я понимаю. Девки, они такие. Сболтнет чего — беды не оберешься. Эта, небось, тоже язык распустила? — поинтересовался Духарев сочувственно.
— Сболтнула, дура, что ты ее с собой заберешь, — проворчал угр.
— А убивать зачем? — с деланным недоумением поинтересовался Духарев. — Продать — и все дела. Не сообразил?
— Я и говорил — продать! — запальчиво заявил Бердяк. — А Фарланд: убить — и край!
Фарландом звали второго свея. Если считать первым того, кого вздул Духарев.
— Значит, Фарланд… — спокойно произнес Духарев. — Фарланд приказал — ты убил. Выходит, Фарланд теперь старший? Или старший — Свейни?
Бердяк сообразил, что опять сболтнул лишнего. И сейчас морщил лоб, пытаясь угадать, что еще знает страшный варяг.
— Ну давай, не запинайся, — подбодрил его Серега. — Что, Фарланд у вас теперь старший?
Бердяк забегал глазами, завозился, поискал справа… наивный. Меч его уже давно отдыхал в дальнем углу светелки.
— Резать его! — Устах навис над Бердяком. Концы отсиненных усов едва не кололи глаза упрямого угра.
— Не посмеете! — Бердяк упорно отказывался верить в серьезность намерений варягов. Пришлось кое?что ему растолковать.
— Нас тут нет, — сказал Духарев. — Я нынче лежу в постели, слабый и болящий. И друг мой тоже лежит в постели. И девка ему бок греет. Нет нас тут. И не было. А что горло у тебя перерезано, так сам ты его и перерезал. Нож твой? Твой. В чьей руке его найдут? В твоей. А почему зарезался? Да кто тебя знает. Может, по Бьярни печалился? Может, по девке, которую пришиб?
— Ах ты… — Угр попытался приподняться, но лезвие приникло к кадыку, и угр сник. Перехватить Серегину руку он даже не пытался. Соображал он туго, однако скумекал, что от варяговой руки до его горла ближе, чем угровой лапе — до Серегиного запястья.
Лежал Бердяк?угр, переваривал сказанное. «Да, братила, — посочувствовал ему Духарев, — супротив детективных хитростей выходца из двадцатого века простодушный подход века десятого не катит».
— Если хочешь жить — выход у тебя один, — заметил Серега. — Рассказать нам все, что знаешь.
Тут Бердяк решил поупрямиться. Или сообразил, что нежелательных свидетелей не оставляют в живых.
— Да иди ты к лешему!
Серега увидел, как глаза угра медленно заволакивает ярость.