Собственно, Духарев именно такой реакции и ожидал.
Если чье мнение и интересовало Серегу, так только мнение Устаха. Но Духарев знал, что синеусый варяг с ним полностью согласен.
Серега поднял братину и через огонь протянул другу.
Устах принял, отпил:
— Быть посему, — повторил он слова Рахуга. И добавил: — Зароем — и Перунову клятву принесем! Чтоб языками не трепать.
Синеусый варяг осушил чашу, выплеснул в костер последние капли.
— Шуйка, — велел, — поди дозорного позови. И Чирка. Он с давшими сидит. Пусть подойдут ненадолго.
Через несколько минут тринадцать варягов собрались в шатре, где от такого количества народу сразу стало тесно. Устах торжественно сообщил раненым, что решил круг. Зажгли малый огонь, выложили круг обнаженными мечами, встали меж клинков (раненых поддерживали товарищи), соединили руки и произнесли слова клятвы. Все, и христианин Духарев, и иудеи хузары. Вера верой, а братство — братством.
Приметой выбрали каменного истукана. Отсчитали сто двойных шагов вниз по склону. Наметили место, подняли дерн, вырыли яму, закидали мешки. Лишнюю землю увезли и выбросили в реку. Дерн с травой положили аккуратно, речной водичкой полили, чтоб трава не подсохла.
«Интересно, — сумрачно размышлял Духарев, когда, закончив дело, они возвращались в лагерь, — придет ли кто из нас за этим кладом? Или отроет его какой?нибудь археолог лет через тысячу?»
На какой?то совсем коротенький миг ему даже захотелось вернуться обратно, в свой век. И стать таким археологом. Там, в мире самолетов и кругосветных круизов, он нашел бы, как с кайфом истратить подобное богатство. А здесь? Это просто засада какая?то, когда у тебя есть все, что можно купить.
А то, чего нет, — и купить невозможно.
Глава девятая
РУСЫ
— Господин, мы их потеряли, — голос у гридня дрогнул. Он застыл, не поднимая глаз выше золоченого стремени, и не мог видеть, как ладонь всадника ласкает витую рукоять булавы. Один удар — и светлый затылок (шлем гридень держал в руках) превратится в кровавую кашу. Но всадник сдержался. Он умел смирять гнев. Вместо того чтобы ударить, он тоже снял шлем, погладил бритую загорелую голову, расправил влажный от пота чуб. Повыше уха у всадника — узкая полоса — шрам. И рука, расправлявшая поседевший чуб, тоже испещрена шрамами. Ее хозяин не любил рисковать попусту, но если уж выходило драться, то за щитами дружины не прятался.
Сейчас дружина стояла поодаль. Рядом был только один, лучший.
— Сказывал я те, батька: не хитри с хитрованами! — проворчал он. — А ты? С одного лиса две шубы не снять. Ты своего Скарпи слушай больше — с сумой по миру пойдешь!
Варяжские усы говорившего были с густой проседью, а на концах крашены синим. Так же, как и у того, кого он назвал батькой.
— Молчи, Асмуд! — бросил старший. Жеребец под ним заплясал, чуя настроение хозяина. Гнедая кобыла Асмуда недовольно покосилась на белого жеребца.
— Встань да говори толком! — прошипел всадник. — Лиса сбежала с нашим золотом?
— Не знаю. — Гридень медленно распрямился. — Их не было в уговоренном месте. Они ушли. След оборвался в Днепр…
— Переправились? — отрывисто спросил всадник.
— Скарпи сказал…
Высокий нурман в золоченых доспехах спрыгнул на песок, пошатнулся… Оказавшийся рядом разведчик?гридь сунулся поддержать, но нурман сердито его оттолкнул.
— Не девка, — грубо сказал он. — Не свалюсь.
И пошел к воде.
Наверху громко переговаривались по?нурмански хирдманы Скарпи, личная дружина княжьего боярина.
Славяне?разведчики, обнаружившие след, помалкивали.
Примерно в полутора стрелищах от берега стояли на якорях две большие боевые лодьи под полосатыми парусами. Там тоже интересовались происходящим на берегу, но нурмана в золоченых доспехах за высоким рогозом с кораблей видно не было.
Скарпи долго разглядывал примятые камыши. Потом повернулся, хватаясь за торчащие из земли корни, вскарабкался по сыпучему склону, толкнулся от подставленных под ногу ладоней и уселся в седло.
— Зови корабли, — бросил он одному из хирдманов.
Тот дважды отрывисто дунул в рог. Гнусавый низкий рев всполошил птиц. Захлопали тысячи крыльев. Разведчики, в большинстве — из охотников?полян, проводили улетающую дичь тоскливыми взглядами.
Лодьи снялись с якорей, развернулись к берегу…
— Хрунгельв, я оставлю тебе две сотни, десятерых следопытов и дюжину собак, — сказал нурман в золоченых доспехах тому, кто трубил в рог. — Разделитесь. Одни пусть идут вверх по течению, а другие — вниз. Но за оба отряда отвечаешь ты.
— А ты? — спросил Хрунгельв.
— А я переправлюсь на тот берег и сделаю то же самое. У этих черных крыс нет лодок. Далеко по воде они не уйдут. След будет.
Гридень перевел дух.
— Ну! — сердито поторопил всадник. — Продолжай!
— След мы нашли, — торопливо проговорил гридень. — На этой стороне и совсем близко. Только волки уже порвали лису.
— Какие еще волки? — взъярился всадник.
— Побили их, батька. На правом берегу, повыше Рачьего острова. Вся трава — в крови. И мешков не было. И хузар там тоже не было.
— Трава в крови! — фыркнул Трувор. — Сбежали они, шакалья порода!
— Не сбежали, — буркнул гридень.
— Мы их нашли…
Полуденное солнышко до песка пробивало мелководье. Скарпи не понадобилось спускаться с береговой кручи, чтобы увидеть то, что под водой. Зрелище объеденных раками тел — не самое приятное. Но Скарпи, который своего первого врага уложил в четырнадцать лет, а к семнадцати уже потерял счет тем, кого убил, вид трупов не взволновал. Его интересовало другое.