Духарев пошарил в свертке, извлек портки, натянул, завязал шнурок.
Вот так лучше. И аудитория не отвлекается на посторонние, преждевременно возбухшие предметы.
— Слушай приказ! — строго произнес Духарев, взирая на них с высоты крыльца и собственного роста. — Всем вымыться и надеть чистые рубахи!
Подумал немного и добавил:
— Принесите шкуру медвежью… Хотя откуда у вас тут медведи? Овечьих, только чистых, понятно?
Одна из девиц фыркнула, но Духарев поглядел на нее строго:
— Я вам не печенег, чтобы на бараньем дерьме спать, понятно? Масла греческого принесите, холстов чистых… — Обвел «невест» придирчивым взглядом: никто не усмехается? Вроде нет.
Что еще? По славянской традиции, бывало, молодоженам под окна жеребца с кобылой ставили. Для лучшей заводки. Может, порадовать Пепла? Нет, не стоит, пусть отдыхает. Он потом, после случки, дня два квелый.
— Цветов принесите свежих… — распорядился Серега. — И что?то, помню, о вине говорили? Тоже несите. Да побольше! Вопросы есть? Исполнять!
Девчушки сорвались с мест и умчались.
Серега спустился с крылечка. Солнце приятно грело влажную кожу. По двору бродили гуси и куры. На заборе, сложенном из серого известняка, сидел пестрый петух… А с площади тянуло гарью и горелым мясом погребального костра.
Серега вздохнул, наклонился, пощупал колена: болит, стервь!
За спиной у него гаденько захихикали.
Духарев мигом развернулся и обнаружил в сенях ветхую старушонку, идеально смотревшуюся бы в роли Бабы?Яги в каком?нибудь детском фильме времен прошлой Серегиной жизни. В этой жизни персонаж типа Бабы Яги в списках лесной нечисти тоже числился. Но имел совершенно другой имидж — этакого свирепого зомби.
— Ты откуда взялась? — недовольно спросил Духарев.
— Ить, живу я тут! — Бабка сошкандыбала с крыльца и оказалась ростом чуть повыше Серегиного колена. — А ты вишь каков, варяг! Не ведала!
— Чего не ведала? — удивился Духарев.
— Девок?то прогнал.
— Ну… Они еще вернутся, я думаю, — сказал Серега, поглядел в сени: интересно, кто там еще?
— А то ж! Ясно, вернутся! — подтвердила бабка. — Однак ты, варяг, не прост!
— Ты о чем, старая? — спросил Духарев. А сам подумал: «Не дай Бог, окажется ведьма! Объявит меня кромешником и начнет клюкой своей махать!» — и на всякий случай отодвинулся.
— Да о том же! Я вашего брата?жеребца знаю! Увидал девку, завалил и ну пежить! Знаю?знаю! Саму тем потчевали. А такой великан, как ты, небось, все нутро прободит! Застоялась кровь?то?
— Если ты думаешь, бабка, что я только и мечтаю, что перепробовать за раз полдюжины девок, ты глубоко ошибаешься! — Духарев понял, что гнать клюкой его не будут, и успокоился.
А такой великан, как ты, небось, все нутро прободит! Застоялась кровь?то?
— Если ты думаешь, бабка, что я только и мечтаю, что перепробовать за раз полдюжины девок, ты глубоко ошибаешься! — Духарев понял, что гнать клюкой его не будут, и успокоился. По нему, так лучше печенег с луком, чем безумная старуха с клюкой. С печенегом, ей?Богу, проще: чик — и нет печенега.
— Мне бы и одной хватило, — сказал Сергей. — Да не девку пугливую, а…
— …молодку горячую! — подхватила старуха и снова захихикала. — Знаю, знаю, варяг. Хочешь, помогу?
Духарев очень хотел сказать: хочу. Но это было бы нечестно по отношению к «невестам». Когда они придут со всем необходимым… А его нет. Свинство получится.
— Нельзя, бабушка. Девушки обидятся. Старуха опять захихикала.
— Обидятся, точно! — подтвердила она.
— Лучше б себя для мужей поберегли, — заметил Духарев.
— Да ты что? — старуха замахала артритной лапкой. — Йим от такого богатура, как ты, сына понести — великая радость. Да с таким сыном — у?у?у! Такого сына в род получить — великое дело!
«Так! — подумал Серега. — Понятненько. Значит, не просто дефлорировать, а еще и оплодотворить. Причем конкретно. Чтобы, значит, парень был, а не девка. Ясненько. Пустячок!»
— Зельишко у меня есть, — старушонка хитро сморщилась. — Прах. Его абу привозят. Может — из Синда. Может — из Хинда. От зельишка того старый мой, бывалоча, как молодой козел скакал.
— Я еще не старый, — буркнул Духарев.
— Кто ж говорит, что ты старый? — удивилась старуха. — А есть у меня и другое зельишко. В вино молодое бросишь щепотку — и любая, хоть баба, хоть девка, — вмиг огнем вспыхивает да бегает, как шальная, пока это самое не получит, что у тя в портах шевелится. Дать?
Духарев поразмыслил малость…
— Давай, — сказал он. — Оба.
Глава двадцать девятаяяВ КОТОРОЙ ГЕРОЙ, ПОСЛЕ ТРУДОВ РАТНЫХ И ИНЫХ, БОЛЕЕ ПРИЯТНЫХ, ВИДИТ ЧРЕЗВЫЧАЙНО СТРАННЫЙ СОН
Несмотря на зельишко и весьма долгое воздержание, с шестой девицей произошел облом. Возможно, будь последняя девица?красавица не столь невинной, последнее, хм?м… осеменение тоже удалось бы. Но дева лежала сущим кулем. Симпатичным, приятно пахнущим и на ощупь тоже приятным, но… тихим. Пискнула легонько, когда Серега проник в тайное местечко, но после этого терпеливо лежала, прикрыв глазенки, минуток двадцать, пока одноразовый муж трудился, скрипя утомленными суставами. Затем начала чуть слышно постанывать. Но совсем даже не от возбуждения, а потому что подобная механическая процедура для недавней девственницы, скажем прямо, малоприятна. Вдобавок у «секс?машины» нестерпимо разнылся ушибленный в схватке локоть и пришлось могучему мужу в прямом смысле возлечь на несчастную девушку. Двух минут не прошло, как мужу стало ясно, что полупридушенная центнером костей и мышц малышка вот?вот вообще отрубится. И «секс?машина» дала задний ход, а именно: сползла с бедняжки и, перевернувшись на спину, замерла в блаженном покое. Забавно, что при этом основной ее агрегат продолжал гордо алеть над обессиленным телом.