— Рад знакомству.
— Взаимно. Что же вы, Евгений Андреевич, в ущелье ходили?
— Да. Люблю, знаете ли, по горам гулять, за тем, собственно, и приехал.
— Ну так нагулялись уже? Извольте до города подвезу? Заодно и побеседуем, дорога короче покажется.
Изрядно находившийся за день выпускник университета подхватил термос, трость и с благодарностью уселся в экипаж.
— А вас-то что ж в такую даль занесло? — спросил он без особого любопытства, скорее с целью поддержать разговор.
— Да киргизы, прах их побери! Примчался один, лошадь в мыле, убили, кричит, убили! Я — за расспросы, а он только свое «вай-пырмай» воет. Кое-как добился, что на джайляу — это луга такие горные, они там коней пасут, — пояснил Петр Григорьевич гостю, — один другому по голове рукояткой плети ударил, да неудачно так — в висок попал. А рукоятка-то тяжелая, свинцом залита. Чего уж там не поделили?.. Мне бы, дурню старому, урядника послать, а я вот сам потащился. А как же: убийство в наших краях — дело неслыханное, народишко тихий. А все ж ухо востро держать надо: не быть бы бунту. Киргиз ведь обмолвился, что убитый — орыс, русский по-ихнему, из семиреченских казаков.
— И что? — Евгений Андреевич даже подался вперед: истории с убийствами он любил, недаром же и пошел в свое время на юридический.
— А ничего! Ерунда и пустые хлопоты! Приезжаю я, а покойничек того… сидит, кумыс пьет, убийцу своего по матери костерит, но уже так, для порядку, без злобы. Башка и впрямь в крови, кожа у виска рассечена, а здоровехонек, меня переживет. Хотел я хоть киргиза в кутузку прибрать, так сам же казак и не дал. Наши дела, говорит, меж собой и разберемся, а полицию я не звал. Так я и уехал — весь день псу под хвост…
— Н-да, — вздохнул Воздвиженский. — Я ведь и сам, знаете ли, после университета думал в следователи податься. Но ведь в столицу на службу не устроишься, а здесь, в глуши, что расследовать? Один у другого хомут стянул, у третьего на базаре кошелек вырезали, а четвертого жена по голове чугунной сковородой огрела… Провинция!
— Э нет, не скажите! — лукаво сощурился Остомыслов, кивнув на обочину, вдоль которой уже потянулись окраинные кривые саманные домишки. — Случаются и у нас здесь дела загадочные, прямо сказать, нерядовые! Вот, изволите ли видеть, слева серый дом?
Широкое унылое строение и впрямь маячило впереди, украшаясь крупной вывеской «СКЛАДЪ. Торговый домъ Малинников и сынъ».
— Да, ну и что?
— А то, что торговый дом, конечно, крепкий, только вот ни Малинникова, ни сына там уже нет — вдова всем распоряжается. Сам-то купец Малинников Дмитрий Алексеевич осьмнадцать лет, как умре, а вот с сыном его как раз прелюбопытнейшая история приключилась. Представьте: вошел однажды этот молодой человек в свой же дом — на глазах у целой толпы, прошу заметить, вошел — и пропал бесследно.
— Как?!
— В комнатах его не оказалось, следов никаких, никто его больше не видел.
— Как?!
— В комнатах его не оказалось, следов никаких, никто его больше не видел. Так с тех самых пор сыскать и не можем — четыре месяца уже!
У Евгения Андреевича загорелись глаза:
— Расскажите, пожалуйста, расскажите поподробней! Это же прямо для Шерлока Холмса дело!
— Для Холмса? Очень может быть… Читывал я Конан-Дойла во «Всемирном следопыте», тоже все про запутанные случаи пишет…
Суть же дела оказалась вот в чем:
Ясным днем 14 марта из дому вышли трое: вдова купца Малинникова Ванда Яновна, гостившая у нее сестра Станислава Яновна и сын Александр Дмитриевич. Их видели: соседская служанка Луша (Алия), шедшая мимо на базар, проживающий в доме напротив школьный учитель Алексин, его квартирная хозяйка Пыжова и казачий сотник Каргач, проезжавший по улице. В доме при этом оставалась дочка купца — девица Александра, ослепшая во младенчестве, и кухарка Алтын.
Взглянув на небо, Малинников сказал:
— Такое солнце, а вы, мамаша, без зонтика! Позвольте, я мигом! — и поспешно вернулся в дом.
Прождав молодого человека около четверти часа, обе дамы обеспокоились и вошли в комнаты, чтобы поторопить его. Однако Александра Дмитриевича нигде не оказалось. Александра сказала, что слышала торопливые шаги брата, но после они смолкли и уже не возобновлялись. Алтын, занятая на кухне, и вовсе ничего не видела и не слышала. Все окна были закрыты, из дверей как парадного, так и черного хода (выходивших все на ту же улицу) никто за это время не показывался. Обеспокоенная мать вызвала полицию. Прибывший урядник тщательно осмотрел дом, не пренебрегая чуланами и шкафами, опросил соседей и развел руками: деться пропавшему Малинникову было некуда — разве что вылететь в трубу. Через пару дней было дано объявление о розыске, но тщетно: ни трупа с подходящими приметами, ни самого Александра Дмитриевича так и не сыскалось.
— Вот так-то, — заключил Остомыслов, закуривая неровную и крайне вонючую сигару, похоже, скрученную из местного табачного листа. — Интересно, что бы тут предпринял ваш Шерлок Холмс?
— Даже и не знаю… — озадаченно протянул Воздвиженский. — Если убийство, так труп можно и вовсе не найти: кругом степь — рой где хочешь…
— А можно ли, позвольте поинтересоваться, убить молодого здорового человека, да так, чтобы сестра в соседней комнате не услышала? Ведь у слепых слух, сами знаете, очень тонкий! И как, любопытно, убийца вынес труп и вышел сам? Соседи-то глаз с улицы не сводили с того самого момента, как купчиха и ее сестра забеспокоились, — любопытные! А пока те у двери стояли, и вовсе прошмыгнуть не мог. Через запертое окно?