— Не делала я ему зла! — поджала губы Ева.
— Кто знает, что есть зло? — пожал плечами Марцис. — Вот смотри, парня вроде ты околдовывала, на себя его на постели ворожила да тянула опять ты, память ему переплетала потом тоже ты, а если я об этом сестре твоей расскажу, вроде и зло я сотворю, хотя все тобой сделано. Как же это так выходит? Что молчишь?
Замерла девчушка. Стиснула зубы так, что желваки на скулах зашевелилась. Пальцы побелели, которыми в спинку скамьи вцепилась. Сказать что-то хотела, да только молча сползла на сиденье да глаза закрыла. Сухие ресницы захлопнула, и только тут Кунж разглядел — не шестнадцать ей, а года на два больше.
— Отчего пропал Питер? — спросил Марцис.
— Не знаю, — холодно вымолвила Ева. — Он говорил много, улыбался еще больше, а внутрь не всякого пускал. Только и поняла, что ждал чего-то. Сестре-то моей уж двадцать три, мамка моя пять лет ее к нему приспосабливала, говорила, пусть без магии, зато человек хороший, не обидит. Привораживала его, да, не без этого, но легко. В пределах положенного, когда ворожба не на парня ложится, а на девку, чтобы милей казалась. И все одно, оторвать не могла от Лизи этой, что б ей… Но потом он возьми да скажи, если тот день переживет, то женится на сестре. Тот самый день, когда в домик свой забежал. И все спрашивал, до того еще, как бы я жила, если бы знала, что срок мне еще лет десять, не больше. Я сначала смеялась, говорила, что оторвалась бы по полной, а потом так и сказала ему: как ты, Питер, живешь, так и я бы жила.
Если бы смогла. Он промолчал, а потом уж, перед полуднем, на часы посмотрел и… Ну а дальше я рассказывала уже.
— Значит, больше ничего сказать не можешь?
— Да не знаю я ничего, — вздохнула Ева. — Мать его ему чего-то такое сказала, что он как на ровном месте споткнулся. Она же у него… Уж на что Менка моя страшна, а Сандра так вообще. Я, кстати, долго удивлялась, что у такой страшилы красавец родился. Моя мать говорила, что он на какого-то певца похож…
— Ева!
Голос прозвучал от дома. Кунж повернулся и увидел сестру. Она уже была ему знакома, но теперь, когда магия не прикрывала ее, Кунж вздрогнул. Половину лица девушки занимало отвратительное красное пятно.
— Зря вы все это затеяли, — буркнула Ева и пошла к дому.
— Ну что? — кашлянул Кунж. — Господин советник? Вторую дочку да мать ее — будете опрашивать?
— Нет, — отряхнул костюм Марцис. — Да и не о чем спрашивать их. Всю магию, что в доме парня обнаружил, я для себя разъяснил. Но к загадке не приблизился. Понимаете, господин Кунж, главное — технология, а мы все занимаемся персоналиями.
— Так, может, закончить с персоналиями? — поморщился Кунж от напекшего голову солнца. — Если остальных Больб не теребить, то остаются дед Клавдий и мать парня.
— К матери пошли, — поднялся Марцис. — Отложим пока Клавдия. Стариков надо в последнюю очередь слушать, чтобы их науку собственными мыслями не перебить.
10
Дверь в дом Сандры была распахнута настежь, словно хозяйка ждала гостей. Кунж постучал деревянным молотком и, дождавшись невнятного возгласа, шагнул в дом. В отличие от дома Фукса у Сандры было не в пример уютнее. На стенах висели детские рисунки и портрет симпатичного молодого парня с мандолиной в руках. Мебель укрывали салфетки и циновки. Сандра сидела у стола и смотрела в окно на дом сына. Ее большие руки казались прокопченными в дыму и маслянисто поблескивали на белой скатерти, но Кунжа пугали не руки. Еще с первого приезда в деревню он избегал смотреть на лицо Сандры. Оно вызывала дрожь, почти ужас. По отдельности все в ее лице — и прямой большой нос, и тонкие губы, и чуть выкатившиеся глаза с выступающими зрачками, и маленькие веки, и расширяющиеся книзу щеки, и отсутствие морщин на широком, словно высеченном из камня лбу, и не менее десятка подбородков за первым, крохотным и острым, — не вызывало отторжения, но вместе эти черты соединялись в какое-то колдовское заклятье, вызывающее ужас и дрожь. Сандра была по-настоящему страшна. Ее глаза оставались безучастны, но Кунж неожиданно подумал, что если она попытается поселить в них доброту или участие, то в туже секунду станет страшнее в тысячу раз.
Марцис взглянул на Сандру мельком, как будто видел ее давно и привык к страшному облику, и остановился у портрета.
— Ваш сын?
— Похож, — проскрипела Сандра, затем облизала губы, и Кунж убедился, что у нее не раздвоенный язык. — Но это не он. Это Сон Сонг, певец. Он умер до рождения Питера. Задолго до его рождения.
— Вы были знакомы с певцом? — спросил Марцис.
— Нет, — покачала головой Сандра. — Иначе бы он умер от разрыва сердца. Говорят, что в девчонках я была еще страшнее, чем теперь.
Марцис ничего не ответил, только недоуменно поднял брови, сел напротив женщины и коснулся ее руки тонкими пальцами. Она вздрогнула и посмотрела на него с удивлением.
— Я советник Марцис, вашего сына нет больше. Он действительно исчез.
— Я знаю.
Она бросила быстрый взгляд на советника и тут же уставилась на свои руки.
— А мы все еще нет, — вздохнул Марцис.
— А мы все еще нет, — вздохнул Марцис. — Мне хотелось бы понять, как это произошло.