— Там стоял бак для грязного белья. Ну, преодолел я природную брезгливость…
— Да, уж у вас брезгливость, конечно, — иронически начал было Иван, но старший остановил его примирительным жестом, снова откинулся в кресле, сложил ручки на животе.
— Винниченко, вы ведь по образованию физик?
— Да, я физтех кончал.
— Вы знаете, что этот бак на шестьдесят литров?
— В первый раз слышу, — неохотно отвечал тот.
— Ну, тогда поверьте мне на слово. Шестьдесят литров. А вы весите шестьдесят пять килограммов. Удельный вес человеческого тела вам известен? Ну что вы молчите, дальше не надо объяснять?
Винниченко долго молчал понурившись, пару раз порывался заговорить, наконец поднял голову:
— Хорошо. Ваша взяла. Расскажу, но вы, пожалуйста, больше никому, ладно? — и искательно посмотрел в глаза.
Ваша взяла. Расскажу, но вы, пожалуйста, больше никому, ладно? — и искательно посмотрел в глаза.
— Разумеется, лишнего болтать не будем, — старший был сама любезность. Кивнул Ивану — пиши, мол, готов клиент.
— Ну так вот. Я запер за собой дверцу, — пишете?
— Пишу, пишу, вы не отвлекайтесь, рассказывайте.
— Сел я, извините, на унитаз и… Дальше рассказывать?
— Да-да, мы слушаем.
— Дернул ручку — и, вообразите, утянуло меня. Хорошо, успел задержать дыхание. Вылез уже за оградой, но в метро меня задержали, — дескать, в пачкающей одежде. Можно подумать, остальные прямо из химчистки! — Винниченко горько махнул рукой и отвернулся.
Наступил молчание. Иван писал высунув кончик языка.
— Иван Андреич, — обратился старший к коллеге, когда тот дописал последнее слово. — Вам все понятно с Винниченко?
— Боюсь, что да.
— Вы больше не будете настаивать на выписке?
— Нет, наверное. Позвать санитаров, или я сам его провожу?
— Проводите, проводите, голубчик, — с непонятной мстительностью отвечал Антон Дмитрич.
— Извините, доктор, — робко обратился больной, замялся.
— Да?
— Можно по-маленькому здесь сходить? — Винниченко кивнул на дверь санузла. — У меня цистит еще не прошел, прихватывает.
— Да идите, ради бога, — устало махнул рукой доктор, снял очки, потер с силой глаза. — Дверь не запирайте.
— Антон Дмитрич, так что случилось с ним все-таки? — спросил расстроенный Иван.
— Да ничего особенного. Шел с санитаром на процедуру. Попросился вот так же в туалет.
За дверью заурчала вода в унитазе. Антон Дмитрич поморщился, переждал шум и продолжил:
— Санитар отошел за угол, в пищеблок, там его любезная дежурила, Зоя. Слово за слово — а этот орел тем временем вышел, санитара не видно, с поста дежурная сестра отошла за чаем. Взял халат, шапочку из сетки с грязным, штатив с пробирками цапнул со стола, ну и вышел спокойно мимо охраны. Где-то все это выбросил, и хорошо, в метро сунулся, его задержали.
— А зачем он эту ахинею придумывает?
— Думаю, он сам в это верит. Это вообще случай интересный, — побарабанил пальцами по столу. — Да где ж он, елки?..
В наступившей тишине оба доктора смотрели на чуть приоткрытую дверь санузла, не решаясь встать с места.
АЛЕКСЕЙ К. СМИРНОВ
УТЮГ
Алексею Карташову
— Приведите его, — распорядился добрый следователь.
— Да, приведите, — удовлетворенно подхватил злой.
Добрый следователь сидел за столом, а злой — на столе. Мощная настольная лампа была развернута к табурету, стоявшему перед столом.
Конвоир втолкнул бритого налысо молодого человека, всем своим видом напоминавшего бочку. У молодого человека было имя: Кит. Скорее все-таки прозвище. Он уже сам не помнил, что это такое. По ходу беседы быстро выяснилось, что мыслями он тоже подобен бочке, равно как и словарным запасом. И голос был гулкий, а тон — сильно обиженный. И вообще он выглядел существом угрюмым от рождения.
— Ну что, Кит, — зловеще заговорил злой следователь, направляя ему в лицо поток света. Тот поморщился и отвернулся. — Допрыгался? Не вороти рыло, смотри на меня! Давай колись!
— Че колоться-то, — мрачно прогудел Кит.
— Тебе лучше знать. Как дружбана замочил, рассказывай.
— Не мочил я никого.
— Не мочил я никого…
— Да? А ты вспомни хорошенько, рыло бандитское. Чмо! Все равно запоешь. На утюге чьи пальчики? Не твои ли?
Кит скосил глаза на свои пальцы-сардельки, но их не оказалось на месте. Тут он вспомнил, что руки у него заведены за спину и стянуты браслетами.
— Гад такой! — злой следователь замахнулся.
— Погоди, — сказал добрый. — Он умный парень, он все преотлично расскажет. Охрана!
Охрана вошла.
— Снимите с него наручники.
И Кит получил возможность ознакомиться с пальцами, по которым было затосковал.
— Расскажи нам, Кит, что ты делал во вторник вечером?
— Ночью, — грозно уточнил злой. — С полуночи где-то.
— Дома был, — буркнул Кит.
— Один небось?
— Не помню я.
— Постой, — снова вмешался добрый. — Я же не зря спросил его про вечер. Должно же было что-то случиться до этого страшного, ужасного несчастья. До этой невосполнимой потери. Ты же друга потерял, Кит! Дружбана! Кореша! Это же Каток был, твой корефан закадычный! И что с ним стало? Ты погляди, — он подтолкнул к арестанту фотографию.
— Гляди, тварь! — завелся злой. — Гляди хорошенько, что натворил! Черепушка-то проломлена! А на утюге твои пальчики!
Кит покосился на снимок.