Он посмотрел на циферблат, маячивший в углу экрана. Оставалось семь минуть и тридцать четыре секунды запретной свободы. Минутой больше — и разоблачение неминуемо. Он был не готов к риску. Кроме того, требовалось дополнительное время — найти укромное местечко, чтобы слить излишки топлива.
И тем не менее… Он не мог позволить себе пропустить кульминацию.
Снизившись до пятнадцати метров, Уоллес озадаченно крутил джойстик оптического видоискателя, то приближая картинку — так, что можно было различить поры на коже блондинки, то — удаляя ее, чтобы поймать в кадр всю троицу.
* * *
Наконец, когда он уже собрался было отчаливать, произошло нечто заслуживающее внимания: в один из своих коротких стремительных заходов толстяк сдвинул в сторону крышку и принялся протискиваться в отверстие канализационного люка.
Барби (судя по разинутому во весь экран рту) пронзительно визжала, Жердяй бросился к люку, пытаясь ухватить Жиряя за рукав, но не успел: тот скрылся под землей раньше, чем Жердяй оказался на месте.
Полковник снизился до десяти метров. Самолет ощутимо качнуло.
* * *
Жердяй, наклонившись над открытым люком, что-то кричал в темноту. Барби, пригорюнившись, сидела на кромке тротуара.
«Где же толстяк? — недоумевал полковник. — Что он там делает?»
Он попытался снизиться до семи метров, но качка стала слишком сильной, и ему пришлось снова подняться до пятнадцати.
Наконец в отверстии люка показалось лицо.
«Ничего не понимаю», — прошептал полковник.
Лицо не принадлежало Жиряю.
«Ты кто такой?» — закричал Уоллес, чувствуя себя жестоко обманутым.
5
— Прошу прощения, что заставил вас ждать, — сказал г-н Андерсон, менеджер по рекламе.
На одно бесконечно короткое мгновение всем присутствующим почудилось, что над его головой шевельнулось Небо.
6
Самолет-невидимка набирал высоту. Полковник Уоллес последний раз — с глубоким сожалением — взглянул на экран прицельного устройства. На маленьком асфальтовом пятачке, со всех сторон окруженном потоками мчащегося транспорта, стояли три человека.
Они не говорили между собой и не смотрели друг на друга.
Все трое уставились в черное круглое отверстие канализационного люка, будто ответ на все мучившие полковника вопросы, должен был прийти оттуда — снизу, из глубины.
ЕЛЕНА БОРОВИЦКАЯ
НАСЛЕДСТВО СТАРОГО БОЛВАНА
Бесс вихрем носилась по своей крошечной бруклинской квартирке. Сумочка, красивые туфельки, ключи… Не забыть бусы! Мамины старинные бусы! Она аж подпрыгивала в предвкушении. Вчера они с Эндрю получили письмо от нотариуса. Два месяца назад скончался дальний родственник Эндрю. Пятиюродный дедушка или что-то такое. Они с Эндрю даже не подозревали о существовании этого дедушки, так что полагающейся скорби не ощущали. Но! Они были приглашены на оглашение завещания. В письме так и было сказано: «Мистер и миссис Эндрю Хендерсон приглашаются на оглашение завещания». Тут были две вещи, которые так радовали Бесс. Во-первых, конечно, «миссис Хендерсон». Она стала ею всего полгода назад, и ей так нравилось слышать эти слова! Миссис это тебе не какая-нибудь неудачница, никому не нужная мисс. А во-вторых, было сладко мечтать, что дедушка завещал им что-нибудь ценное. Бесс окинула критическим взглядом ободранный буфет и представила, что они получат какой-нибудь старинный сервиз. Или набор столового серебра. Лучше бы, конечно, с буфетом в придачу. Из мебели что-нибудь тоже не помешало бы…
Так. Попрыскаться духами, бросить корму крокодилу Пруденсу… Да-да, у Бесс был карликовый крокодил. Она называла его женским именем Пруденс, но считала мальчиком. Пруденс жил в огромном, сделанном на заказ (страшно вспомнить, сколько это стоило) террариуме под греющей лампой. В террариуме было даже углубление с водой — своеобразный бассейн. Пруденс рос медленно, как все карликовые крокодилы, и к настоящему времени был чуть меньше ярда в длину. Эндрю Пруденса не любил, но терпел, Бесс Пруденса почти любила. Крокодил Пруденс помогал в ее профессии: она была гадалкой. В Бруклине полно гадалок, достаточно раскрыть любое воскресное приложение к любой газете. Поэтому такая черта, как «та самая гадалка, с крокодилом», очень способствовало в бизнесе.
Во входной двери заворочался ключ, раздался голос Эндрю: «Пусик, мы тебя ждем в машине дяди!» Бесс мимолетно бросила взгляд в кривое зеркало в темной крошечной прихожей и пулей вылетела из квартиры. Прямо на полу валялась сумка почтальона — видимо, служивый, как всегда, бросил ее здесь и пошел относить письма на второй этаж. Район, где жили Бесс и Эндрю, знавал лучшие времена, но по-прежнему считался очень спокойным. Во всяком случае, почту тут не воровали. К тому же на втором этаже жила одинокая пожилая леди с толстой болонкой. Она любила побеседовать с почтальоном. А то и напоить его чаем. Поэтому сумка на полу у двери была для жильцов делом привычным. Бесс фыркнула, как всегда, чуть не споткнувшись о сумку, и выбежала на улицу.
Там хозяйничала золотисто-бордовая осень. Улицу, уставленную одинаковыми двухэтажными домами — две квартирки на этаже, четыре квартирки в каждом доме, — замело листьями.
Улицу, уставленную одинаковыми двухэтажными домами — две квартирки на этаже, четыре квартирки в каждом доме, — замело листьями. Бесс прыгнула в «тойоту», пристроившуюся во втором ряду машин прямо напротив их дома. Пол, дядюшка ее мужа, улыбнулся ей в зеркало и газанул. Ехать им было далеко — куда-то в дорогой район Лонг-Айленда. Бесс опять предалась приятным мечтам о наследстве. Интересно, а о чем мечтает дядя Пол?
Дядя Пол, родной брат покойного отца Эндрю, был веселым неунывающим холостяком, лет так под пятьдесят. Подтянутый, слегка седеющий, высокий, в общем, то, что называется «интересный мужчина». Бесс радовалась, что у них есть Пол. Родители Эндрю погибли в автомобильной катастрофе семь лет назад, а родители Бесс жили на Среднем Западе, видела они их нечасто: на Рождество да нa Благодарение. К тому же дядюшка, с его мудростью и обходительностью — тут Бесс улыбнулась своим мыслям, — очень хорошо влиял на Эндрю. Да, что скрывать, Эндрю был подчас патологически ревнив. Ну разве Бесс виновата, что она такая хорошенькая и все, буквально все друзья и приятели Эндрю пытаются с ней заигрывать? И не только приятели и друзья. Даже почтальон, которому она и в лицо-то никогда не заглядывает, и тот норовит отпустить ей комплимент. Конечно, когда она будет такой старой и страшной, как та леди со второго этажа, она будет рада и почтальону, а пока… Бесс вытащила зеркальце и не без удовольствия принялась изучать свою мордашку. Слегка смуглая кожа, персиковый румянец, карие глаза, про которые хотелось сказать «ягодные»… Ну что поделать, Эндрю, красивая жена — это не только лестно, но подчас и неудобно для мужа. Такая мысль витала в ее хорошенькой головке. Она закрыла сумочку, улыбнулась дядюшке Полу в зеркало заднего вида и принялась разглядывать пейзажи за окном.