— Здрасьте, женщины, — сказал Кольцов, обрадованный, с одной стороны, тем, что никакой страшной болезни у Надечки, слава богу, нету.
— Здрасьте, женщины, — сказал Кольцов, обрадованный, с одной стороны, тем, что никакой страшной болезни у Надечки, слава богу, нету. С другой стороны, радоваться было рано.
— Вы это зачем вот всё? — спросил он.
— А затем, — сказала теща, — чтобы ты в суде не смог сказать, что дочка моя недееспособная.
— Знаешь, Кольцов, вот ты у меня где со своей подружкой, — вызверилась Надя. — Я давно уже подозревала, что ты не просто так на базаре с ней перемигиваешься! «Помидорчик, огурчик»! За ручку ее брал, скотина! И никуда ты теперь не денешься, и Олю я заберу, и тебе видеть ребенка не разрешу.
Так и не перестеленный пол поехал у Володи под ногами. Потянуло вдруг за сердце — до мути в глазах, до синих искр.
— Да что же это такое, Светлана Валерьевна! — заорал он, обращаясь к теще, зная ее трезвую голову и почти мужской характер. — Это что же такое?! Дочка ваша, а моя любимая жена сперва мне полночи спать не давала, оно и хорошо, дело молодое… но когда я, чтоб мне провалиться, всего на одну сигаретку в сад сходил, так она вдруг давай истерики закатывать? Какая еще подружка, какая Ленка — ну, в школе вместе же учились, могу я человеку на рынке «привет» сказать? Или мне уже на рынок не ходить, если там одноклассницы торгуют? Сама-то хороша, честное слово! Яичницей кто меня дразнил? А по ночам, как со смены прихожу, — то обнимать лезет, то вдруг как подрубленная — носом в подушку и фью-фью… Это, я вас спрошу, как понимать?! Кто из нас тут с приветом? Нашли себе Ваньку-клоуна!
И хотел было в гневе и обиде хлопнуть дверью — будь что будет, но теща не дала:
— Стоять! — и палец так в пуговицу на рубашке, будто наган, нацелила.
Посмотрела Кольцову в глаза:
— Ты тоже завтра с утра — в поликлинику.
Само собой, не нашли врачи у Володи ничего подозрительного. Ну, там, печень-поджелудка, песочек почечный, у кого его нет, но в смысле головного мозга написали, что все в полном порядке, опять же неврастения на почве семейных неурядиц и переутомления.
И прописали супругам две недели отдыха где-нибудь в тепле, на солнышке. Кольцов никуда ехать не хотел, томило его ехать вот так, по расписанию, а тут еще прихожая недоделанная… Но теща уже неслась на всех парах, как бронепоезд: не прошло десяти дней, как она властной рукой прекратила всякие работы в кольцовском доме и вооружилась профсоюзной путевкой в Крым на троих.
Себе, Кольцову и Надечке.
А чего же, сказала, я же тоже человек, да и за вами заодно присмотрю. Чтобы отдыхали с пользой. Развестись, сказала, всегда успеете, а так, может, еще какой-то толк из вас выйдет.
Нехотя собирался Кольцов к морю. Нехотя собиралась и Надечка. Мужу она не доверяла и почти с ним не разговаривала. А Кольцов и сам себе не доверял. И колокольчик в прихожей не брякал.
Наступил день и час отъезда на вокзал. Уже вышли, собрались, сели в такси.
— Билеты у тебя? — спросила Надечка, роясь напоследок в сумке.
Кольцов запустил руку в пиджак, досадливо крякнул.
Надечка пождала губы.
— Извините, — сказал Кольцов таксисту. — Я быстро. Я помню, куда их положил.
Второпях побежал через прихожую, подвернул ногу.
Брякнул колокольчик, стрельнуло в шее.
Ничего этого даже не заметив, Кольцов ворвался в гостиную, трясущейся рукой открыл секретер и стал рыться в пакетах, конвертах и пакетиках с квитанциями, фотографиями и прочей канцелярией.
— Па, — сказала Олюшка, заглянув в дверь, — а я ещё Ёжку плюшевую возьму и Розовую пантеру, хорошо?
— Ага, — отвечал Кольцов, и замер: Олюшка? Она ж у моих.
..
— Па, ну ты нашел уже, мама спрашивает!
— Нашел, нашел. — Он и в самом деле нашел билеты, раздвинул железнодорожную обертку: ТРИ БИЛЕТА, да, но один из них детский.
Детский.
А Олюшка-то у моих…
— Папа…
Таксист за окном посигналил.
— Иду!
Запихнул билеты во внутренний карман. На цыпочках вышел в прихожую. На мгновение — медлить-то нельзя, поезд, — прислонился к стене. Распахнулась уличная дверь, на пороге встала Надечка.
Та. Ласковая.
— Володь, ты что? Ты… что? Что с тобой?
Кольцов мотнул головой. Ему надо было еще только пару вдохов-выдохов, чтобы понять, что к чему.
Надечка…
Олюшка…
Из ванной с полотенцем в руках вышла теща, Светлана Валерьевна, а за ней кошка Черноушка.
А вдруг — пропадут??? Тут же шаг всего один!
— Светлана Валерьевна… Вы ж только осторожно. Там половица одна кривая какая-то, не дай бог споткнуться. Руки еще не дошли…
— Володь, ты и правда совсем заработался, — отмахнулась теща сочувственно. — Отдохнуть пора, а то с этим ремонтом уже совсем не в себе. Поезжай давай, за хозяйство-то не беспокойся. Услежу.
— Светлана Валерьна, — выдохнул Кольцов, — я вас очень люблю. И Надечку. И Олю.
Чмокнул женщину в щечку, сам осторожно, по стеночке, стараясь не ступать на коварные половицы, вышел во двор, сел с женой и дочкой в такси и укатил отдыхать на теплые моря.
А Надечке тут, конечно, несладко пришлось. Если бы не свидетели, матушка и шофёр, ославили бы сумасшедшей, честное слово. Ну что это такое: вошел человек в дом за билетами и назад не вышел?