переметными сумами…
Весь вечер улигерчи Буру-Джихур пел песни-былины про широкие просторы монгольских степей, где пасутся бесчисленные дикие куланы, легкие и
быстрые, как ветер, или табуны прекрасных монгольских коней, про густые леса Хангая, про Саяны, полные дивных ценных зверей. Он воспевал подвиги
монгольских багатуров Бум-Эрдени, Шарха-Бодена и Дайна-Кюрюля, которые не боялись врагов и покоряли самых страшных чудовищ…
Все слушавшие покачивали головами, тяжело вздыхали и нараспев повторяли со стоном:
— О наша далекая прекрасная родина! О голубой Керулен, золотой Онон! Чужая сторона трудна, все чужие люди заносчивы! В чужой стороне береги
верного богатырского коня: он тебе и счастье-богатство принесет, он из беды выручит и домой невредимым доставит!
Глава 3
ВЕСТНИК ИЗДАЛЕКА
К утру следующего дня буря утихла.
Последние потоки воды еще бежали по скатам. Небо было ясное, синее.
Субудай-багатур медленно проезжал береговой тропой, время от времени взглядывая на небо: не появятся ли снова грозовые тучи?
— Смотрите, смотрите! Ведь это беркуты! — заревел он, указывая плетью на небо. — Может быть, наши? Скорей, Долибхо, беги в обоз и приведи
сюда обоих орлятников с орлицами. Да чтобы не упустили они их! Если орлы улетят, — могут не вернуться.
Субудай ускакал, но вскоре возвратился обратно со своим старым слугой Саклабом, который прибежал за ним, держа в руках освежеванную тушу
барана. Великий аталык остановился и всматривался в небо, синее, просторное, спокойное. Там высоко, так высоко, что они казались двумя черными
лоскутками, парили два орла. Они кружились, налетали друг на друга, сцеплялись, падали камнем вниз, снова разлетались и опять реяли в воздухе,
чертя большие круги.
Седобородый Саклаб растянул баранью тушу на большом плоском камне, подложив под нее черную шкуру. Ножом, висевшим на поясе, он быстро
рассекал тушу на мелкие части.
Вдруг над старым Саклабом точно пронеслась буря. С неба стремительно камнем свалился огромный желто-бурый орел, прямо на развороченного
барана, схватил большой кусок мяса и скачками бросился в сторону, размахивая широкими, крыльями и подпрыгивая, намереваясь снова взлететь. На
него набросились со всех сторон находившиеся поблизости монгольские воины.
Орел, видимо, был охотничий, прирученный. Он перестал биться.
Монголы перенесли его на тушу, где, вцепившись в мясо, орел начал когтями и клювом выдирать куски.
— Есть! Есть! — закричал один из монголов, обнявший орла за шею. Он отцепил кожаный мешочек величиной в ладонь, укрепленный под крылом, и
поднес, согнувшись, Субудай-багатуру. Тот, не смотря, сунул мешочек за пазуху и затем, хлестнув плетью коня, умчался.
Глава 4
ПОСЛЕДНИЙ ВОЕННЫЙ СОВЕТ
(Из «Путевой книги» Хаджи Рахима)
«Дай мне силы, о мудрейший и всеведущий, чтобы я мог правдиво описать это тайное совещание, на котором решался вопрос: быть или не быть
«вечерним странам» в монгольском кулаке? Броситься ли вперед на толпу бледнолицых сынов «вечерних стран» или осторожно и обдуманно повернуть
коней назад, чтобы временно затаиться в кипчакских степях, отдыхая и накапливая силы, а затем снова прыгнуть вперед, когда сверкающий в небе
неизменный покровитель монгольских племен протянет руку в сторону заката солнца к крикнет:
— Туда! Начинайте!
***
На совещании были только чингизиды (кроме самовольно ускакавшего Гуюка) и некоторые начальники отрядов. Из молодых присутствовал ставший
любимцем Бату-хана всегда веселый, шутник, дерзкий тысячник Иесун Нохой и, конечно, неизменный советник Субудай-багатур.
Соединив концы пальцев и опустив глаза вниз, мы все долго сидели молча, ожидая первого слова или приказа нашего повелителя.
Наконец Бату-хан прервал молчание.
— Вестники не обманули нас. Орел-гонец принес второе послание, важное, которое во мне вызвало тревогу. Наверное, и вы тоже задумаетесь, что
это послание должно означать и как нам поступить.
Все сидевшие зашевелились:
— Поведай нам, Саин-хан, что случилось?
— Вы знаете, что я уже давно отправил в холодные снежные земли далекого русского Новгорода моего верного темника Арапшу, приказав ему зорко
наблюдать за каждым шагом беспокойного коназа Искендера.
Наверное, и вы тоже задумаетесь, что
это послание должно означать и как нам поступить.
Все сидевшие зашевелились:
— Поведай нам, Саин-хан, что случилось?
— Вы знаете, что я уже давно отправил в холодные снежные земли далекого русского Новгорода моего верного темника Арапшу, приказав ему зорко
наблюдать за каждым шагом беспокойного коназа Искендера. Сегодня с одного из ближайших наших постов я получил извещение, что Арапша возвращается
и скоро будет здесь. Он сообщает также, что только что Искендер одержал блестящую победу над врагами, которые вторглись в его землю, и что его
войско в этой битве только окрепло.
— Ясно одно, — мрачно сказал Субудай, — этот Искендер становится опасным!
— Почему? Ведь он находится так далеко от нас.
— Объясни им, чем стал опасен Искендер, коназ урусов, сказал Бату-хан, и его черные узкие глаза пытливо посмотрели на каждого из сидевших.
— Если вы этого не понимаете и если приказывает наш Саин-хан, то я вам объясню! — медленно заговорил Субудай, ни на кого не глядя.
Воцарилась такая тишина, что явственно доносилось журчание струйки воды, стекавшей со скалы. Субудай продолжал:
— Мы находимся на расстоянии двухмесячного пути от ставки Бату-хана в низовьях Итиля и на расстоянии многих месяцев пути на сменных конях