Вы не знали отступлений, вы приносили победы. Я давно хотел
наградить вас достойно. Храбрый темник Бурундай, победитель в битве с урусами при реке Сить, тебе я уступаю драгоценность, одну из моих семи
блистающих звезд — жену Ерке-Хара-Нюдюн («Власть черных глаз»)! Тебе, верный сотник Курмиши, я дарю другое сокровище — А-ля-Миндасун
(«Шаловливую нитку»). Я знаю, что ты будешь эту нитку крепко держать в зубах, — тебя на ласку не обманешь, на хитрость не возьмешь! А тебе,
почтенный сподвижник моего деда, великого воителя, храбрый Нарин-Кэхэн, — тебе я дарю эту самую молодую красавицу Набчи («Сладость жизни»). Ты
будешь с ней наслаждаться в благоденствии и радости…
Три темника пали ниц, а жены стали отчаянно плакать и молить:
— Не отдавай нас! Не отпускай нас от себя! Прости наши ошибки, вызванные любовью к тебе, наш светлый повелитель!
— Вы будете жить спокойно и счастливо у заботливых мужей. А здесь вы болтали, как сороки… Вы говорили слова нестираемые, как царапины
соколиных когтей… Уходите!
— У нас не будет счастья без тебя! Верни нас! Не отдавай!
Бату-хан махнул рукой.
— Нельзя схватить рукой сказанное слово, нельзя метнуть утерянный аркан! Темники, уведите ваших жен! Сейчас здесь будет военный совет, а на
нем не могут присутствовать жены темников. Скорее!
Три темника грубо ухватили женщин и поволокли из шатра. Хан Орду сказал:
— Нукер! Отведи рыжую лисицу и мальчика к ближайшему юртчи. Пусть он их допросит. Потом я сам буду говорить с ними. А ты, румийская
царевна, получишь обещанный косяк отборных кобылиц.
— И свободу и девяносто девять подарков? — пристально глядя в глаза Орду, сказала Дафни. — Хан Орду двух слов говорит.
— Свою судьбу ты узнаешь потом, а пока будешь жить соседней юрте.
Нукер с гречанкой, рыжим лекарем и негритенком вышли. Бату-хан опустился на подушки и стал смеяться сухим деревянным смехом.
Его лицо, всегда суровое и непроницаемое, избороздилось складками.
Довольный, он взглянул маленькую жену Юлдуз-Хатун, сидевшую у стенки. Она испуганно смотрела ясными, недоумевающими глазами на своего
господина. Бату-хан снова нахмурился и сказал:
— Для того чтобы верно управлять, нужно все знать. За эти тяжелые дни моей болезни, когда все думали, что я ничего не слышу, я узнал многое
и понял, как следует повести войска на запад, на «вечерние страны», до «последнего моря», где каждый день тает солнце, и на все земли опустить
могучую лапу монгольского степного беркута…
Глава 5
АРАБСКИЙ ПОСОЛ У ТАТАРСКОГО ХАНА
Когда Абд ар-Рахман вошел в просторный шатер, расшитый цветами, аистами и золотыми драконами, он остановился при входе, желая понять, кто
из находившихся здесь был главный татарский хан?
Около десяти монгольских военачальников, все в обыкновенных долгополых, синих одеждах, перетянутых ременный поясами, сидели полукругом на
большом персидском ковре. Абд ар-Рахман боялся выразить почет не тому, кому следует, и показаться смешным.. Он сделал шаг вперед, опустился на
колени, сел на пятки и, смотря прямо перед собой, не обращаясь ни к кому, заговорил:
— Великий святейший халиф земель и народов ислама приветствует храброе татарское войско, его молодого владыку и желает ему здоровья и
бесчисленных побед.
..
Сидевший в стороне на коленях престарелый толмач немедленно переводил, слово за словом, все сказанное с арабского языка на татарский.
— Халиф всех правоверных направил меня, последнего потомка славного арабского полководца Абд ар-Рахмана, разбившего некогда войска франков,
к тебе, владыка всех татар, с просьбой разрешить мне участвовать в походе непобедимого татарского войска и посылать донесения о новых
ослепительных победах и о завоеванных тобою вражеских землях.
Один из сидевших, толстый и одноглазый, с багровым шрамом через все лицо, сказал:
— Если на нас нападут враги, будешь ли ты, так же как и мы, защитой нашего владыки Саин-хана, внука Покорителя Вселенной, или твой светлый
меч останется дремать в ножнах?
— Я воин, и мой меч в этом походе будет послушен каждому слову татарского владыки.
Тогда заговорил молодой монгол. Казалось, он ничем не отличался от остальных, но в резком голосе и пристальном взгляде узких черных глаз
чувствовалась привычка повелевать:
— Если ты потомок великого полководца арабов и прибыл сюда как друг, то можешь оставаться близ меня, когда я двину мои непобедимые тумены
на «вечерние страны». Разрешаю тебе писать донесения халифу Багдада и посылать их с твоими гонцами, и я не буду спрашивать и проверять, что ты
написал. Но ты должен говорить мне правду обо всем, что увидишь…
— Слава твоему мудрому решению! — сказал Абд ар-Рахман, поняв, что говоривший с ним и есть монгольский владыка Бату-хан.
Бату-хан продолжал:
— А сейчас расскажи нам о твоем славном предке и его битве с франками.
— Прежде чем начать рассказ, позволь мне положить к твоим ногам присланные моим повелителем дары. — Он слегка обернулся назад.
— Я здесь! — прошептал стоявший близ входа Дуда Праведный. На коленях он подполз к Абд ар-Рахману и передал завернутые в пеструю шелковую
ткань подарки.
Тот развернул и положил перед Бату-ханом: саблю в бархатных зеленых ножнах, украшенную драгоценными камнями, золотой кубок, небольшую книгу