копьями с крюками и, закинув веревочные лестницы, взобрались на палубу. Татары быстро разбежались по всему кораблю и стали переворачивать мешки,
вспарывали их кривыми ножами, волокли в одну кучу шубы и прочую одежду и тюки с финиками и сушеным виноградом.
Разбуженные шумом, из трюма поднялись на палубу несколько путников. Жмурясь от ярких лучей солнца, они со страхом наблюдали за
перебегавшими по кораблю неведомыми странными воинами.
Молодой арабский посол стоял близ мачты, положив ладонь на рукоять кинжала, засунутого за матерчатый широкий пояс. Он имел гордый и
бесстрашный вид. Позади него стоял рыжебородый писарь, держа в руках ковровый мешок и большую священную книгу.
Два татарских воина, подойдя бесшумно сзади, попытались стащить с арабского посла кафтан. Он легко отбросил воинов и, выхватив кинжал, стал
отбиваться.
На корабль взобрался по веревочной лестнице благообразный старый терджуман. Величественным жестом он приветствовал корабельщика и уверенным
голосом человека, знающего, что все им сказанное непогрешимо, громко воскликнул:
— Кто хочет обидеть знатного путника, посла к великому джихангиру? Храбрые, благородные воины, оставьте в покое иноземца!
Кто он? Пусть скажет свое имя.
— В этой свалке наносится оскорбление послу багдадского халифа! — закричал, вытаращив глаза, корабельщик. — Эти разбойники его грабят.
— Это не разбойники! — внушительно заявил терджуман. — Это непобедимые багатуры великого татарского владыки Бату-хана.
Возле терджумана появился молодой воин в стальной кольчуге и шлеме с серебряной стрелкой, спущенной на лицо. Он властно крикнул:
— Внимание и повиновение!
— Внимание и повиновение, — хором воскликнули монгольские воины, сразу прекратили беготню, и каждый неподвижно выпрямился на том месте, где
находился.
Все повернулись лицом к молодому воину.
— Слушайте мой приказ, соколы храбрые и непобедимые!
Подождите! — Молодой воин обратился к корабельщику, который, опустив голову и подняв плечи, подтягивал сползавшие шаровары и поводил злыми
глазами.
— Кто этот безрассудный человек, осмелившийся драться с воинами великого хана?
У корабельщика раскрылся рот, и он, заикаясь, отвечал:
— Это посол багдадского халифа.
Молодой араб, ругаясь, оправлял разодранный кафтан, свирепо косился на стоявших близ него монголов. Их начальник продолжал:
— Вы знаете, багатуры, что послы правителей других стран святы и неприкосновенны. Их нельзя трогать и сдирать с них одежду.
Поблагодарите чрезвычайного посла халифа багдадского и хозяина этого корабля за полученные вами от них подарки.
— Благодарим за подарки! — воскликнули монголы.
— Первый десяток останется здесь, на корабле. Остальные перевезут на берег все подарки и доставят в лагерь Бату-хана.
В это мгновение из каюты корабельщика вывалился старый косоглазый монгол, держа в руке ковровый узорчатый мешок, вырывая его из рук
маленькой бледной женщины. На ее ногах звенела серебряная цепочка. Уведя, что все другие воины стоят вытянувшись, монгол выпустил мешок и тоже
выпрямился.
— Арабский посол, корабельщик и все едущие на этом корабле путники! — продолжал воин в кольчуге. — Вы, конечно, нисколько не жалуетесь на
моих воинов? Они вас ничем не обидели?
— Как не жаловаться! — воскликнул корабельщик. — Ведь они ограбили все, что увидели на палубе…
— Постой! — прервал его монгол. — Помни, что храбрые непобедимые воины великого татарского владыки никогда никого не грабят, а только как
завоеватели вселенной берут свою законную добычу. Но так как ты оскорбил моих воинов, назвав их грабителями, то сейчас же будет суд. Здесь, на
этом месте, судить буду я… А за ложное обвинение ты будешь наказан по великому закону Ясы… Наказание одно и немедленное: удар палицей по
темени. Может быть заменено только повешением на мачте.
— Никто не обвиняет! Аллах свидетель, — да будет его имя прославлено! — дрожащим голосом оправдывался корабельщик, облизывая пересохшие
губы. — Мы все рады, если наши скромные подарки нравятся славным воинам величайшего и справедливейшего татарского владыки.
Молодой начальник спокойно смотрел на корабельщика, подождал немного и сказал:
— Я суд отменяю. Всему, что я скажу, без возражений подчиняйтесь! Вое путники корабля, и корабельщик, и матросы станьте в ряд… Кроме
посла. Ты встанешь с другой стороны. Хони и Мункэ, тщательно осмотрите путников. Старый монгол с морщинистым зверским лицом и узкими, как щелки,
глазами подошел к крайнему из выстроившихся в ряд путников. Он спокойно стал отбирать полосатый матерчатый пояс, кошелек, запрятанный в поясе, с
указательного пальца стащил золотое кольцо с бирюзой, кожаные ярко-желтые туфли…
Все с опаской глядели на палицу с железными шипами, висевшую на ремне, перекинутом через плечо монгола. Второй монгол, разостлав на полу
длинную овчинную шубу, складывал на нее отобранные вещи.
Старый терджуман спрашивал у каждого одно и то же:
— Кто ты? Откуда едешь? Куда? Зачем? И надолго ли?
— Я купец.
Родом из великого Хорезма, из города Ургенча, говорил полуседой, богато одетый путник, в полосатом шелковом халате, розовых