наступил бы конец.
— А если бы войско все же захотело идти вперед, а не назад? спросил собеседник.
— Тогда кто-либо другой, не менее доблестный, мог бы заменить Бату-хана, став во главе нашего войска…
— И это был бы ты!
— Тс! Тс! Молчи! Часто и деревья имеют уши!
Глава 7
ПИСЬМО ХАЛИФУ БАГДАДСКОМУ
На берегу оледенелого, засыпанного снегом широкого Днепра, против Киева, в походной войлочной юрте Абд ар-Рахмана, возле тлеющего костра
сидел на пятках Дуда Праведный и дописывал тростниковым калямом последние завитки на длинном узком листе. Он вздохнул, тихо прошептал молитву и
вопросительно посмотрел на своего молодого господина, задумчиво сидевшего близ него.
— Закончил письмо? — спросил Абд ар-Рахман, кутаясь в просторную кипчакскую баранью шубу.
— Все написал, что ты хотел, — ответил Дуда. — Прочесть тебе?
— Прочти, мой мудрый наставник.
Медленно, нараспев, как обычно читаются священные книги, Дуда начал:
— «Во имя аллаха! Мудрому, хранителю высшей правды, благосклонному ко всем приходящим, восприимчивому к добру, вождю общины правоверных,
самому праведнейшему, среди праведных, Мустансиру, халифу багдадскому, — да возвеличит его аллах своим благословением, да развернутся его
бесчисленные знамена, украшающие его доблестные рати, да увеличится число прибывающих к нему послов! Самые горячие, исходящие из сердца
пожелания шлет из далекой, занесенной снегом безграничной степи его верный, преданный слуга, состоящий послом при грозном владыке татарской
небесной Синей Орды Бату-хане, Абд ар-Рахман, прозванный Укротителем диких коней.
Посылаю очередное письмо и молю скороприходящего праведного Хызра, чтобы он охранил на всех длинных и опасных путях через долины, реки и
горы тех гонцов, в чьих надежных руках будет храниться этот свиток, этот скорбный стон моего сердца.
А наблюдал я с неотрывным вниманием за тем, как происходила осада богатейшего прекрасного города урусов Кыюва, и об этом сейчас поведаю
тебе, хранителю высшей правды.
Этот город, стоящий на нескольких холмах, опоясан тремя рядами стен. Только благодаря камнеметам и двум тяжелым таранам татарам удалось
разбить ворота, после чего татарская конница неудержимым потоком ворвалась в Кыюв. Первый главный удар был нанесен в те ворота, откуда прямая
дорога ведет к вершине холма, где находятся палаты бояр, самые почитаемые «дома молитвы» и дворец великого князя кыювской земли. По этой дороге,
пробивая себе путь через толпы отчаянно бившихся горожан, и промчались впереди других «буйные» конники Иесун Нохоя.
Я проехал вслед за монголами, с трудом пробираясь через наваленные грудами тела урусов и татар, застывших в последней предсмертной схватке.
И тут я понял, почему татары одолевают этот мужественный народ: их было в два-три раза больше, чем урусов. Все дома по обе стороны улицы снаружи
были заперты замками: значит, все население, до последнего человека, покинуло свои жилища и вышло защищать Кыюв — одни на крепостных стенах,
другие на улицах города.
Я должен признаться тебе, мой великий покровитель, я ни разу не обнажил своего светлого дедовского меча, так как эти урусы, так мужественно
умиравшие за свою столицу, вызывали во мне только удивление и сочувствие любовью к своей земле и полным бесстрашием.
Однако, несмотря на эту мужественную защиту, Кыюв пал.
Тебе, вероятно, известно, что монголы имеют обычай сейчас же после битвы свозить тела всех своих убитых воинов и складывать их рядами на
бревнах, досках, хворосте и соломе для погребального костра. Такой костер монголы поджигают и долго ходят вокруг него, распевая священные песни,
пока костер не догорит дотла. У них считается преступным и позорным оставить тело своего павшего воинах без погребения на костре. Однако в Кыюве
Бату-хану пришлось отменить этот обычай: весь город пылал, сам похожий на громадный погребальный костер.
Монголы вынуждены были поспешно бежать из охваченного пламенем Кыюва. Повсюду запасенные урусами на зиму стога сена и склады зерна тоже
сгорели, так что никакого корма для коней ни в городе, ни вокруг него больше не оставалось. Татарский владыка повелел войску двинуться дальше,
на «вечерние страны», куда направлюсь и я.
Татарский владыка повелел войску двинуться дальше,
на «вечерние страны», куда направлюсь и я.
Здесь я кончаю письмо. Спасенный мною от смерти арабский купец поклялся, что доставит его в Багдад и передаст в твои священные руки.
Для свободного и спешного проезда через захваченную монголами землю я для него с трудом достал медную пайцзу на шею с изображением летящего
сокола. Эта пайцза дает гонцу чрезвычайные права.
Да увековечит и сохранит аллах твое царство! Да облегчит все твои дела преуспеванием и славой! Еще раз молю о том, о чем уже писал:
остерегайся непобедимого владыки монголов! Его кровавая цепкая рука дотянется и до тебя через Курдистанские и Армянские горы — до самого
Багдада. Собирай скорее могучее войско ислама под зеленым знаменем пророка, готовься к защите нашего великого священного города! Монголы
способны нанести Багдаду внезапный удар. Они уже теперь говорят об этом. Согласно твоему приказу, я буду и дальше сопровождать Бату-хана в его