«Да, не зря их называют Светлыми Эльфами», — думал Эрагон, прикладывая пальцы к губам в знак приветствия, как его учила Арья.
Эльфы тут же все, как один, поклонились ему в пояс, заулыбались, засмеялись, а откуда?то из их толпы донёсся звонкий женский голосок, напевающий:
Гала о Вирда брюнхвитр, Абр Берундал вандр?фодхр, Бюртхро лауфсбладар экар ундир Эом кона даутхлейкр…
Эрагон тут же зажал уши, опасаясь, что и эта мелодия сродни заклинанию, которое они слышали ночью близ Силтрима, но Арья покачала головой и отняла его руки от ушей.
— Это не магия, — успокоила она Эрагона и сказала своему коню: — Ганга. Ступай назад. — Жеребец кивнул головой и послушно пошёл прочь. — И вы тоже отпустите коней, — велела Арья своим спутникам. — Они нам больше не понадобятся и вполне заслужили отдых на конюшне.
Песня стала громче, когда Арья повела их по дорожке, выложенной мелкими камешками, среди которых мелькали кусочки зеленого турмалина, к ручью; дорожка вилась среди пышных кустов шток?розы, между странными, растущими из земли домами. Эльфы танцующей толпой следовали за ними, легко взлетая на ветки и со смехом пробегая у гостей над головой. Сапфиру они называли исключительно хвалебными именами — Длинный Коготь, Дочь Воздуха и Огня, Сильнейшая.
Эрагон улыбался, не скрывая радости и восхищения. «Здесь я мог бы жить!» В душе его разливался покой. Спрятанная в чаще Дю Вельденвардена, где столько же входов, сколько и выходов, надёжно ограждённая от внешнего мира, Эллесмера понравилась ему гораздо больше тех великолепных городов, что были построены гномами. Указав на один из домов, как бы находившийся внутри огромной сосны, он спросил у Арьи:
— Господи, как вы это делаете?
— Мы поем лесу на своём языке, вкладывая в песню всю свою силу и передавая эту силу ему; мы просим, чтобы деревья росли так, как нужно нам. Не только все наши здания, но и инструменты сделаны таким образом.
Они остановились у сплетения корней, создававшего как бы ступени огромной лестницы, наверху которой виднелась дверь, утопленная в стене из молодых сосен. Сердце Эрагона забилось, когда дверь вдруг распахнулась настежь словно сама собой, и за ней открылся великолепный зал — стены из стволов деревьев, а потолок, похожий на соты, образован сотнями переплетённых между собой ветвей. Вдоль двух стен стояло по двенадцать кресел, на которых расположились двадцать четыре представителя эльфийской знати.
Эти женщины и мужчины были прекрасны и мудры; их гладкие лица не тронуло ни время, ни старость; их проницательные живые глаза молодо и возбуждённо сияли. Они смотрели на Эрагона и его спутников с нескрываемым восторгом и надеждой. В отличие от прочих эльфов, на поясе у многих из них висели мечи, рукояти которых усыпали бериллы и гранаты. Длинные волосы были на лбу перехвачены обручем.
Чуть дальше виднелось некое подобие белого шатра, раскинутого над троном с основанием из узловатых древесных корней. На троне восседала сама королева эльфов, прекрасная, как осенний закат, с гордым и властным лицом. Её тёмные брови разлетались в стороны, как два крыла, яркие сочные губы напоминали ягоды падуба, а чёрные, как полночь, волосы скрепляла бриллиантовая диадема. Она была в тунике алого цвета; бедра обвивала золотая цепь; бархатный плащ, застёгнутый под горлом, мягкими складками спадал до земли. Несмотря на свой повелительный вид, королева выглядела хрупкой, словно таила в себе огромную боль.
У её левой руки стоял столбик, сделанный из кривоватого ствола деревца, с резной поперечиной, на которой сидел совершенно белый ворон. Ворон приподнялся, потоптался на месте и, склонив голову набок, уставился на Эрагона; в глазах его светился неподдельный разум. Рассмотрев гостя, ворон хрипло каркнул и пронзительным голосом выкрикнул: «Вирда!» Эрагон даже вздрогнул, такая сила таилась в этом загадочном слове.
Стоило им войти, и двери в зал тут же закрылись. Они подошли к королеве, и Арья, опустившись на колени на поросшую густым мхом землю, низко склонила перед ней голову.
Они подошли к королеве, и Арья, опустившись на колени на поросшую густым мхом землю, низко склонила перед ней голову. То же самое сделали Эрагон, Орик, Лифаэн и Нари. Даже Сапфира, которая никогда и никому не кланялась — даже Аджихаду и Хротгару! — поклонилась королеве эльфов.
Имиладрис встала и стремительно подошла к ним; плащ летел у неё за спиной, как крылья. Подойдя к Арье, она положила ей на плечи дрожащие пальцы и сказала звучным, дрожащим от волнения голосом:
— Встань.
Арья подчинилась. Королева долго вглядывалась в её лицо, словно пытаясь прочесть некое зашифрованное в чертах Арьи послание. Потом она обняла Арью и горестно воскликнула:
— О, дочь моя! Как же я была несправедлива к тебе!
КОРОЛЕВА ИМИЛАДРИС
Эрагон был глубоко потрясён. Мало того, что его окружали стены этого фантастического зала, созданного живыми деревьями, а за этими стенами раскинулась совершенно сказочная страна; мало того, что перед ним стояла сама королева эльфов, так ещё и Арья оказалась принцессой! С одной стороны, ничего удивительного в этом он не находил: в её повадке всегда чувствовалась некая особая властность и гордость. И все же ему было страшно жаль, что это так, ибо теперь между ними возникла новая, непреодолимая преграда, а ведь он уже надеялся, что сможет со временем разрушить все то, что их разделяло прежде. Он тут же вспомнил пророчество Анжелы о том, что полюбить ему суждено женщину благородного происхождения. Но того, что принесёт ему эта любовь — счастье или горе, — Анжела не знала.