Страшная схватка возобновилась, стоило Оромису прошептать заклятие, но Эрагон чувствовал себя настолько усталым, что сомневался, сможет ли оказать эльфу сколько?нибудь действенное сопротивление.
Но тем не менее послушно призвал на помощь магию.
Но не успели ещё слова древнего языка слететь с его губ, как он испытал странное ощущение — сила, сжимавшая его колени, стала понемногу уменьшаться; казалось, он медленно вытаскивает ноги из холодной липкой трясины. Эрагон быстро глянул на Оромиса и замер, поражённый увиденным: на лице эльфа была написана такая страсть, словно он лихорадочно цепляется за что?то необычайно для него драгоценное, потерять которое невозможно, невыносимо… Эрагон заметил, как дрожит жилка у него на виске.
Наконец невидимые путы окончательно исчезли, и Эрагон заметил, как вздрогнул старый эльф, а потом застыл, разглядывая собственные руки; грудь его тяжело вздымалась. С минуту постояв в такой позе, Оромис резко выпрямился и ушёл на самый край утёса. Его одинокая фигура отчётливо вырисовывалась на фоне бледного неба.
Сострадание и печаль охватили Эрагона, примерно те же чувства он испытал, когда впервые увидал искалеченного Глаэдра. Он проклинал себя за то, что вёл себя так нетерпеливо и бестактно, с таким пренебрежением относился к немощи старика и даже усомнился в том, можно ли ему доверять. «Позор на мою голову! — думал он. — Ведь если я так страдаю от одной лишь нанесённой мне раны, хотя и довольно серьёзной, то как же может страдать он, Всадник, столько раз бывавший в бою?» Он лишь теперь понял, что имел в виду Оромис, когда говорил, что с некоторых пор ему подвластна лишь самая простая магия. Догадывался Эрагон и о глубине его горя — ведь эльфам умение владеть магией дано от рождения.
Он подошёл к Оромису, опустился на одно колено и низко поклонился ему, как это делают гномы, коснувшись ободранным лбом земли.
— Я очень прошу тебя, учитель: прости меня! Эльф ничем не показал, что слышит его.
Оба так и стояли, застыв, пока не стало садиться солнце. Птицы запели свои вечерние песни, в воздухе повеяло прохладой, а с севера донеслось шумное хлопанье крыльев — это возвращались Сапфира и Глаэдр.
Только тогда Оромис, не оборачиваясь, тихим, глухим голосом промолвил:
— Завтра мы все начнём сначала — и это упражнение, и некоторые другие. — Потом, уже успев надеть свою привычную маску безмятежной сдержанности, прибавил, чуть повернувшись: — Ты доволен?
— Да, учитель, доволен, — сказал Эрагон.
— И ещё: мне кажется, тебе лучше постараться постоянно говорить только на древнем языке. Времени у нас очень мало, а это самый лучший способ поскорее его выучить.
— Даже с Сапфирой?
— Даже с ней.
— Хорошо, я буду работать день и ночь и постараюсь не только думать, но и сны видеть на вашем языке! — со всей горячностью пообещал эльфу Эрагон.
— Если тебе это удастся, — совершенно серьёзно ответил Оромис, — то наше дело ещё вполне может и победить. — Он помолчал. — Завтра утром ты полетишь не сюда, а с тем эльфом, которого я пошлю, и он проводит тебя туда, где обитатели Эллесмеры обычно упражняются в фехтовании. Позанимайся там часок, а потом возвращайся сюда, как обычно.
— А разве не ты будешь учить меня приёмам фехтования? — спросил Эрагон, и ему снова показалось, что эльф пренебрегает своими обязанностями.
— Мне нечему тебя учить. Ты очень хорошо владеешь мечом, мне таких фехтовальщиков редко доводилось встречать среди людей. Сейчас я владею искусством фехтования не лучше тебя, а те немногие секреты, которыми я все ещё владею, я передать тебе просто не в силах. Единственное, что тебе остаётся, это поддерживать тот же уровень мастерства.
— Но почему я не могу фехтовать с тобой, учитель?
— Потому что мне неприятно начинать день с конфликтов и взаимного раздражения. — Он посмотрел на Эрагона и, несколько смягчившись, добавил: — И потому, что тебе будет очень полезно познакомиться с другими фехтовальщиками.
— Он посмотрел на Эрагона и, несколько смягчившись, добавил: — И потому, что тебе будет очень полезно познакомиться с другими фехтовальщиками. Я ведь не единственный представитель своего народа. Но довольно об этом. Смотри, они уже рядом.
Два дракона плавно скользили на фоне огромного солнечного диска. Первым летел Глаэдр. Ветер так и ревел, поднятый его могучими золотистыми крыльями, а когда он завис над лужайкой, свет, казалось, на мгновение померк. Затем приземлилась Сапфира; быстрая и подвижная, она выглядела рядом с Глаэдром, точно воробей рядом с орлом.
Как и утром, Оромис и Глаэдр задали несколько вопросов своим ученикам и убедились, что Эрагон и Сапфира обратили внимание на то, что было преподано каждому из них. Правда, они это делали не всегда, но благодаря тому, что успевали тут же поделиться друг с другом знаниями, смогли ответить на все вопросы. Единственным камнем преткновения оказался древний язык, на котором их попросили общаться между собой.
«Ну что ж, — пророкотал Глаэдр после опроса учеников, — вы оба делаете успехи. — Он искоса глянул на Эрагона. — А с тобой нам вскоре придётся заниматься вместе».
«Разумеется, Скулблака».