— Оромисэлда, по?моему, чересчур совершенен. Он даже поморщился, так сильно Арья сжала вдруг его предплечье.
— Что у вас не так?
Он попытался высвободить руку.
— Ничего.
— Мы достаточно долго путешествовали вместе, Эрагон, чтобы я могла догадаться, когда ты счастлив, сердит… или страдаешь. Между вами явно что?то произошло. Если это так, ты просто обязан все рассказать мне! А я постараюсь как?то это исправить. Или, может, виновата твоя спина? Мы могли бы…
— Да нет, это не касается моего обучения! — Эрагону был неприятен этот разговор, но он заметил, что Арья искренне встревожена. — Пусть лучше тебе Сапфира расскажет. Спроси у неё.
— Я хочу услышать это от тебя, — тихо сказала Арья. И Эрагон, стиснув зубы, принялся рассказывать. Он говорил неуверенно, почти шёпотом, описывая свою неудачную попытку медитации и проникновения в мысли других живых существ, а затем поведал Арье и о том, что ядовитым шипом сидело в его сердце: о своём злополучном «благословении».
Он говорил неуверенно, почти шёпотом, описывая свою неудачную попытку медитации и проникновения в мысли других живых существ, а затем поведал Арье и о том, что ядовитым шипом сидело в его сердце: о своём злополучном «благословении».
Услышав об этом, Арья выпустила его руку и вцепилась в корень дерева Меноа так, что костяшки пальцев у неё побелели; казалось, она черпает в этом корне силы, помогающие ей взять себя в руки.
— Барзул! — вырвалось у неё.
Это ругательство особенно встревожило Эрагона: он никогда прежде не слышал от неё таких грубых слов. К тому же это выражение служило гномам не только проклятием; оно означало нечто, весьма в данном случае подходящее: «дурная судьба».
— Я, конечно же, знаю, что ты благословил ту сиротку в Фартхен Дуре, но мне и в голову не приходило, что могло случиться нечто подобное… Ох, Эрагон, ты уж прости меня за то, что я сегодня вытащила вас на эту прогулку! Я ведь не знала, что творится у тебя на душе. Тебе, должно быть, больше всего хотелось побыть одному.
— Нет, — сказал он. — Нет, и я очень благодарен тебе за то, что ты меня «вытащила на прогулку» и показала такие замечательные вещи! — Он улыбнулся, и Арья тоже нерешительно улыбнулась в ответ. Они ещё немного посидели молча — две крошечные неподвижные фигурки у подножия гигантского дерева, — глядя, как плывёт в небесах месяц, описывая дугу над спящим лесом, пока его не закрыли невесть откуда взявшиеся тучи. Наконец Эрагон нарушил молчание, высказав вслух свою заветную мысль: — Мне только очень хотелось бы знать, что же случилось с той девочкой!
Высоко над ними среди ветвей ворон Благден взъерошил свои белые, цвета слоновой кости, перья и пронзительно крикнул:
— Вирда!
ГОЛОВОЛОМКА
Насуада, скрестив руки на груди и даже не пытаясь скрыть раздражение, пристально посмотрела на тех, что стояли перед нею.
Коренастый, приземистый мужчина справа обладал такой короткой, толстой шеей, что, казалось, голова его сидит прямо на плечах. Из?за этого он смотрел на неё набычившись, исподлобья, что придавало ему вид человека упрямого и недалёкого. Это впечатление усугубляла его не слишком привлекательная внешность: широкие всклокоченные брови, торчавшие над глазами, как два холма, и толстые, бледные, как варёная картошка, губы. Насуада, впрочем, прекрасно понимала, что отталкивающая внешность ещё ни о чем не говорит. Тем более что речь коренастого коротышки отличалась умом и язвительностью, как у придворного шута.
Единственной приметной чертой второго жалобщика была его бледная кожа, которая не желала темнеть даже под безжалостным солнцем Сурды, хотя вардены пробыли в Абероне уже несколько месяцев. Насуада догадалась, что он родом из самых северных провинций Империи. В руках светлокожий мужчина держал вязаную шапчонку, которую то и дело скручивал жгутом.
— Первым говори ты, — указала на него Насуада. — Итак, сколько кур он снова у тебя украл?
— Тринадцать, госпожа моя.
Насуада повернулась ко второму, безобразному мужчине:
— Несчастливое число! Тем более для тебя, мастер Гэмбл. Ты виновен в краже и в уничтожении чужой собственности без предоставления соответствующей компенсации.
— Я никогда этого и не отрицал.
— Интересно, как это ты умудрился съесть тринадцать кур за четыре дня! Ты, вообще, бываешь когда?нибудь сыт, мастер Гэмбл?
Он весело ей улыбнулся и поскрёб щетину на лице жуткими, давно не стриженными ногтями с таким скрежетом, что Насуада с трудом удержалась, чтобы не попросить его перестать.
— Не подумай, что я хочу показаться непочтительным, госпожа моя, но для меня наесться досыта — не такая уж большая проблема, если бы ты велела кормить нас как следует.
Работа у меня тяжёлая, и мне нужно хотя бы немного мяса после того, как я полдня киркой в каменоломне махаю. Честное слово, я очень старался противостоять искушению, но за три недели мы ни разу не ели досыта. А кругом полно жирненьких коз да овечек; у фермеров куры по двору бегают, да только фермеры?то ни за что с тобой не поделятся, даже если с голоду подыхать будешь… Что ж, сознаюсь: голод меня и доконал. Я не больно?то умею ему сопротивляться. Я люблю, когда еды много и она горячая. И право же, я далеко не один такой! Многие из наших голодными ходят.
«В том?то все и дело! — думала Насуада. — Вардены оказались не в состоянии прокормить себя. Хотя Оррин, правитель Сурды, и открыл для них двери своей сокровищницы, но отказался последовать примеру Гальбаторикса, привыкшего отнимать все у жителей тех селений, через которые вёл свои войска, и не платить им за это ни гроша. Очень благородно с его стороны, только мне от этого не легче», — мрачно размышляла Насуада, понимая, что и сама не смогла бы поступить иначе.