Арья села с ним рядом, скрестив ноги.
— Чтобы сохранить здоровье и плодородие наших лесов. Каждую весну мы поем для деревьев, для злаков, для животных. Без нас леса Дю Вельденвардена уменьшились бы уже наполовину. — И, словно в подтверждение её слов, птицы, олени, рыжие и чёрные белки, полосатые барсуки, лисицы, кролики, волки, лягушки, жабы, черепахи и прочие лесные существа, покинув свои убежища, принялись, как сумасшедшие, сновать вокруг, оглашая лес невообразимой какофонией звуков. — Каждый ищет себе пару, — пояснила Арья. — По всему Дю Вельденвардену эльфы сейчас поют эту песнь. Чем больше участников, тем сильнее чары и тем сильнее станет в этом году лес.
Эрагон отдёрнул руку: целых три колючих ежа бодро перебрались прямо через него, уколов своими иголками. Весь лес звенел от голосов. «Я очутился в волшебной стране», — смутно подумал Эрагон и обхватил себя руками, точно в ознобе.
Орик обошёл костёр и заявил, стараясь перекричать весь этот шум:
— Клянусь своей бородой и боевым топором! Я не желаю, чтобы мной против моей воли управляла какая?то магия! Если это случится ещё раз, Арья, то клянусь каменным поясом Хельцвога: я немедленно возвращаюсь в Фартхен Дур, а на тебя обрушится гнев всего Дургримст Ингеитум.
— В мои намерения совсем не входило подвергать вас испытанию Дагшелгром, — сказала Арья, — и я прошу прощения за свою ошибку. Однако же, хоть я сейчас и защищаю вас от песенных чар, полностью избежать воздействия магии Дю Вельденвардена уже невозможно. Ею пропитано сейчас все вокруг.
— Ладно уж, только пусть хотя бы твои собственные чары не лишают меня разума! — проворчал Орик, качая головой и сжимая в руке боевой топор, ибо в окружавшей их темноте так и мелькали силуэты диких животных.
В ту ночь не спал никто.
В ту ночь не спал никто. Эрагон и Орик бодрствовали из?за немыслимого шума и бесконечной возни животных, которые продолжали сновать вокруг, залезая порой и в палатки. А эльфы не спали, потому что слушали волшебную песнь. Лифаэн и Нари бродили у костра, описывая бесконечные круги; Арья сидела, ничего не замечая и глядя голодными глазами в сторону Силтрима, её загорелая кожа, казалось, истончилась от напряжения и туго обтянула выступающие скулы.
Эта всеобщая лесная какофония продолжалась уже часа четыре, когда на поляну с небес плавно опустилась Сапфира. Глаза её как?то странно сверкали; она дрожала, выгибала шею, и дыхание толчками вырывалось из её приоткрытой пасти. «Лес, — услышал Эрагон её возбуждённый голос, — полон жизни. И моя кровь тоже горит, как никогда прежде. Как у тебя, когда ты думаешь об Арье. И я… понимаю тебя!»
Эрагон положил руку ей на плечо, чувствуя, как сильно она дрожит и как тяжело дышит. Сапфира тихо что?то мурлыкала про себя, видимо подпевая эльфам, и тщетно пыталась сдержать обуревавшие её чувства. Она то скребла землю длинными светлыми когтями, то свивалась в клубок, то распрямлялась, как пружина. Кончик её хвоста метался по земле, как у кошки, готовой прыгнуть на невидимую другим жертву.
Арья встала и тоже подошла к Сапфире, но с другой стороны. И тоже положила руку ей на плечо. Они так и стояли втроём, объединённые в живую цепь, стояли и смотрели в лицо этой волшебной ночи.
Когда занялся рассвет, Эрагон сразу заметил, что на всех сосновых ветвях появились новые побеги. Новые побеги появились за эту ночь даже на самых крохотных кустиках снежноягодника. Лес дрожал и переливался новыми яркими красками, все вокруг было сочным, свежим, чистым. В воздухе разливался дивный аромат, как после сильного летнего дождя.
Сапфира встряхнулась и сказала Эрагону: «Все… эта лихорадка, кажется, прошла; я снова прежняя. Но мне казалось, будто наш мир рождается заново… И я помогаю этому всем огнём своей души и тела!» «И что теперь с «огнём твоей души»?» «Не знаю. Мне, пожалуй, потребуется некоторое время, чтобы разобраться в том, что я испытала».
Поскольку музыка смолкла, Арья сняла свои чары с Эрагона и Орика и обратилась к Лифаэну и Нари:
— Ступайте в Силтрим и приведите пять лошадей — отсюда до Эллесмеры слишком долго идти пешком. А также дайте знать капитану Дамитхе, что стража Кериса нуждается в подкреплении.
Нари поклонился и спросил:
— А что нам сказать ей, если она спросит, почему мы оставили свой пост?
— Скажите так: то, на что она когда?то надеялась и чего так боялась, уже произошло: змея прикусила свой собственный хвост. Она поймёт.
Эльфы отправились в Силтрим, сперва вынув из лодок все вещи и аккуратно сложив на берегу. Через три часа Эрагон услыхал хруст веток и вышел посмотреть, не возвращаются ли они. Эльфы ехали ему навстречу на горделивых белых жеребцах, ведя в поводу ещё четырех таких же коней. Великолепные животные двигались среди деревьев с нескрываемой силой, грацией и осторожностью; их шкуры прямо?таки светились в зеленоватом полумраке леса. Но ни на одном не было ни седла, ни упряжи.
— Блётр, блётр! — прошептал Лифаэн, и конь под ним послушно остановился, роя землю тёмным копытом.
— Неужели у эльфов все лошади столь же благородны? — восхищённо спросил Эрагон и подошёл ближе к одному из коней, поражённый его красотой.