— А ведь этой техникой можно пользоваться и для того, чтобы изменить собственное тело, верно? — спросил Эрагон. — Или это слишком опасно?
Губы Оромиса дрогнули в слабой усмешке.
— Увы, ты наткнулся нa самую большую слабость эльфов: наше тщеславие.
Мы любим красоту во всех её проявлениях и стремимся воплотить этот идеал в собственной внешности. Именно поэтому нас и называют Светлым или Прекрасным народом. Каждый эльф выглядит в точности так, как того пожелает сам. Едва познакомившись с заклинаниями роста и придания формы, они начинают улучшать свою внешность, полагая, что так она будет лучше соответствовать их прекрасному внутреннему миру. Это отнюдь не всегда так, но тем не менее многие эльфы прибегают не только к эстетическим переменам своего облика, но и меняют строение собственного тела, приспосабливаясь к той или иной местности или условиям проживания.
Ты и сам увидишь это на праздновании Агэти Блёдрен. Такие эльфы зачастую больше похожи на животных или растения.
Однако же преобразование энергии и перекачка её в живое существо — это совсем не то, что насыщение энергией неодушевлённого объекта. Очень немногие материалы способны сохранять накопленную энергию; большая их часть либо позволяет энергии рассеяться, либо же они сами становятся настолько заряженными, что к ним нельзя даже прикоснуться, ибо тебя тут же пронзит мощная молния. Мы выяснили, что лучше всего сохраняют энергию драгоценные и полудрагоценные камни, а вот кварц, агат и прочие поделочные камни гораздо менее пригодны для этого. Лучше всего, конечно, алмаз, но, в общем, использовать можно почти любой камень. Именно поэтому, кстати сказать, мечи Всадников почти всегда украшены довольно крупными драгоценными камнями, вделанными в рукоять. И наоборот, подаренное тебе гномами ожерелье — целиком выполненное из металла — высасывает из тебя энергию, чтобы подкрепить заключённые в нем чары, поскольку металлы энергию не удерживают.
Помимо занятий с Оромисом Эрагон дополнял своё образование тем, что читал свитки, которые давал ему эльф. Он очень скоро пристрастился к чтению, ведь знаний, полученных от Гэрроу, ему бы в лучшем случае хватило на то, чтобы хозяйничать на небольшой ферме, и те сведения, которые он получал из старых свитков, лились в его душу, как дождь на истомившуюся от засухи благодарную землю. В нем проснулась неизведанная прежде жажда знаний; он глотал тексты по географии и биологии, анатомии и философии, пытался разобраться в математических трактатах, читал различные мемуары, биографии и исторические труды. Ещё более важным, чем знание тех или иных фактов, оказалось для Эрагона знакомство с иным образом мышления.
Авторы многих произведений науки и искусства, мыслившие совершенно иначе, словно бросали вызов общепринятым собственным представлениям и верованиям и частенько заставляли его пересматривать свои взгляды почти на любой предмет — от прав человека в обществе до того, что заставляет солнце двигаться по небу.
Эрагон заметил, что довольно многие из свитков посвящены ургалам и их культуре. Эрагон прочёл их, но упоминать об этом на занятиях с Оромисом не стал; впрочем, и Оромис более темы ургалов не затрагивал.
Многое Эрагон узнал и об эльфах — эту цель он особенно упорно преследовал, надеясь, что знания помогут ему лучше понять Арью. К своему удивлению, он обнаружил, что эльфы обычно не заключают браков, а выбирают себе партнёров на такой срок, какой устраивает их самих, порой на день, а порой и на столетие. Дети рождаются у них крайне редко; завести ребёнка, с точки зрения эльфов, значит навечно поклясться своему партнёру в любви.
Эрагон узнал также, что, несмотря на давние и многочисленные связи людей и эльфов, крайне редко возникают такие супружеские пары, в которых один — человек, а второй — эльф. Чаще всего среди? эльфов выбирали себе возлюбленных Всадники?люди. Однако, насколько мог судить Эрагон, подобные отношения по большей части кончались трагически — либо потому, что эти двое оказывались не в состоянии по?настоящему породниться друг с другом, либо из?за того, что люди старели и умирали, а эльфы оказывались неподвластны ни старости, ни смерти.
В дополнение к научным трактатам Оромис снабдил Эрагона записями старинных песен, поэм и эпоса.
В дополнение к научным трактатам Оромис снабдил Эрагона записями старинных песен, поэм и эпоса. Эпос особенно потряс воображение Эрагона, ибо до сих пор он был знаком лишь с теми преданиями, которые Бром ещё в Карвахолле пересказывал своим слушателям. Он наслаждался эпосом эльфов, словно отлично приготовленным блюдом, особенно часто перечитывая «Подвиги Гёды» или «Лэ об Умходане», которые являлись как бы продолжением уже известных ему историй.
Обучение Сапфиры тоже шло своим чередом. Будучи мысленно связанным с нею, Эрагон невольно следил, как Глаэдр натаскивает её, причём не менее сурово, чем Оромис — его самого, Эрагона. Сапфира научилась, например, парить в воздухе с зажатыми в когтях здоровенными валунами, достигла немалого совершенства в прыжках, быстрых пролётах, нырках и прочей воздушной акробатике. Чтобы увеличить её выносливость, Глаэдр заставлял её часами выдыхать огонь в попытках расплавить каменную колонну. Непрерывно выдыхать пламя Сапфира могла сперва всего лишь несколько минут, но вскоре гигантский факел с рёвом вырывался у неё из пасти уже в течение получаса, и упрямая колонна нагревалась добела. Эрагону также удалось немало узнать из фольклора драконов — эти знания Глаэдр постепенно и методично передавал Сапфире, значительно дополняя то, что она от рождения унаследовала как «память предков». Правда, многое оставалось Эрагону непонятным, и он подозревал, что Сапфира кое?что утаивает от него. Он знал, что некоторые свои тайны драконы хранят особенно тщательно и не делятся ими ни с кем. Зато он узнал такие важные вещи, которыми Сафпира страшно дорожила, как имя её отца, Йормунгр, и матери, Вервада, что в переводе с древнего языка означало Громовница. Йормунгр был драконом одного из Всадников прошлого, а Вервада — дикой драконихой. Она не раз откладывала яйца, но лишь одно согласилась доверить Всадникам: яйцо Сапфиры. Оба эти дракона погибли во время Войны.