Когда от вопросов тактики они перешли к проблемам логистики, споры приобрели особенно яростный характер. Варденский Совет Старейшин не находил общего языка с советниками Оррина ни по одному вопросу, касавшемуся распределения обязанностей и ответственности: кто должен платить за то и за это, кто обязан поставлять продовольствие для рабочих, выполняющих общие задачи, кто будет обеспечивать питанием солдат и так далее, и тому подобное.
В разгар спора Оррин извлёк из?за пояса свиток и обратился к Насуаде:
— К вопросу о финансах, госпожа моя… Не будешь ли ты добра объяснить мне один довольно любопытный момент, на который обратили моё внимание?
— Сделаю все, что в моих силах, государь.
— У меня в руках жалоба гильдии ткачей, в которой утверждается, что ткачи по всей Сурде терпят значительные убытки из?за того, что рынок завален чрезвычайно дешёвыми кружевами, которые, по их утверждению, плетут у варденов.
— На лице Оррина была явственно написана обида. — Кажется, довольно глупо даже спрашивать тебя об этом, но все же ответь: обоснована ли их жалоба и если да, то зачем вардены так поступают?
Насуада даже не пыталась скрыть улыбки.
— Вспомните, государь: однажды вы отказали мне в дополнительной сумме денег для варденов и посоветовали поискать другие способы, чтобы как?то обеспечить себя.
— Да, я помню. И что с того?
— Вот мне и пришло в голову, что плетение кружев вручную занимает слишком много времени, и поэтому кружева так дороги; а если изготовлять их с помощью магии, то получается гораздо легче и быстрее. Вы как прирождённый философ в первую очередь должны положительно оценить подобную идею. Продавая свои кружева здесь и в Империи, мы сумели полностью себя обеспечить, и теперь вардены более ни в чем не нуждаются — ни в пище, ни в крыше над головой.
В жизни Насуады было не так уж много минут, когда ей довелось испытать такое удовольствие, как сейчас.
На лице Оррина было написано неподдельное изумление. Свиток замер в его руке, рот сам собой приоткрылся, на лбу собрались недоуменные морщины — у него был вид человека, который видит перед собой нечто такое, что выше его понимания. Насуада прямо?таки наслаждалась этим незабываемым зрелищем.
— Кружева? — переспросил король.
— Да, государь.
— Вы боретесь с Гальбаториксом с помощью кружев?
— А почему бы и нет, государь?
Он с минуту раздумывал, потом пробурчал:
— Потому что это… недостойно воинов, вот почему! Что впоследствии будут воспевать в своих песнях барды? Какие наши подвиги? Неужели плетение кружев?
— Но мы сражаемся вовсе не ради того, чтоб о нас потом сочиняли хвалебные оды!
— Хорошо, к черту бардов! А что мне ответить гильдии ткачей на их жалобу?! Продавая свои кружева так дёшево, вы причиняете моим людям ущерб! Вы причиняете ущерб всему хозяйству Сурды! Так дело не пойдёт. Нет, не пойдёт!
— Ах, государь! — сказала Насуада, ласково улыбаясь и в высшей степени дружелюбно. — Если вардены нанесли такой значительный убыток вашей казне, они готовы в любой момент предложить вам заём в ответ на ту доброту, которую вы проявили по отношению к ним. При соответствующей процентной ставке, разумеется.
Члены Совета Старейшин сумели сохранить при этом совершенно непроницаемые лица, а вот маленькая Эльва, сидевшая у Насуады за спиной, не сдержалась и издевательски хихикнула.
КЛИНОК АЛЫЙ, КЛИНОК БЕЛЫЙ
В тот момент, когда солнце поднялось над неровными вершинами деревьев, Эрагон задышал глубже, заставляя сердце биться быстрее, открыл глаза и вернулся к действительности. Он не спал, поскольку теперь — с момента своего чудесного превращения — вообще не спал, а когда чувствовал усталость и ложился отдохнуть, то впадал в странное состояние, напоминавшее сон наяву. И ему являлось множество чудных видений, он бродил меж неясных теней своих воспоминаний, одновременно сознавая и то, что в действительности происходит вокруг него.
Он смотрел, как разгорается заря, но думал об Арье. Впрочем, все два дня, миновавшие после праздника, он только о ней и думал. Наутро после Агэти Блёдрен он пошёл в Дом Тиалдари, собираясь немедленно извиниться за своё вчерашнее поведение, и узнал, что она уже отбыла в Сурду. Было совершенно неясно, когда они смогут увидеться вновь. Только теперь, при ярком свете дня Эрагон понял, насколько магия эльфов и драконов затуманила его сознание во время Агэти Блёдрен. Должно быть, он снова вёл себя, как последний дурак, будучи не в состоянии отвечать за свои поступки. «И все же это не только моя вина!» — думал Эрагон.
Правда, он и сегодня готов был повторить все, что сказал тогда Арье — все до последнего слова! — хотя давно уже запретил себе излишне раскрывать перед ней свою душу.
«И все же это не только моя вина!» — думал Эрагон.
Правда, он и сегодня готов был повторить все, что сказал тогда Арье — все до последнего слова! — хотя давно уже запретил себе излишне раскрывать перед ней свою душу. К тому же её решительный отказ сильно охладил его пыл. Освободившись от опьяняющего воздействия волшебства, он был вынужден признать, что Арья, вероятно, права: разница в возрасте между ними слишком велика, чтобы можно было с лёгкостью преодолеть этот барьер. Смириться с этим он, правда, так и не смог и решил пока что принять это как данность, но осознание этого только усиливало его тоску.