Ему, впрочем, и не хотелось тратить силы на это бессмысленное соперничество. Боли в спине терзали его все чаще, и порой он почти терял самообладание. Эти отупляющие приступы заставили его быть более благоразумным; действия, которые прежде ничего ему не стоили, теперь вполне могли заставить его кататься по земле от нестерпимой боли. Даже упражнения Римгара стали вызывать приступы, поскольку он перешёл теперь к более сложным позам.
Раза три?четыре в день страдая от мучительных приступов, Эрагон начал даже к ним привыкать, однако заметно осунулся, ходил осторожно, шаркая ногами и всячески стараясь экономить силы.
Ему стало трудно думать и быть внимательным во время занятий с Оромисом; в памяти стали появляться какие?то странные предательские провалы. В свободное время Эрагон без конца возился с кольцом?головоломкой, подаренным ему Ориком, предпочитая сосредоточиваться на хитроумном переплетении золотых дужек, а не на своих недугах. Когда Сапфира была рядом, то заставляла его ездить на ней верхом и вообще делала все возможное, чтобы ему было спокойно и удобно, стараясь уберечь его от лишних усилий.
Однажды вечером, прижавшись к её шее, Эрагон мысленно сказал ей:
«Ау меня есть новое название для боли».
«Да? Какое же?»
«Старатель. Потому что во время приступов она стирает все, и больше ничего для тебя не существует — ни мыслей, ни чувств. Только желание избавиться от боли. А когда Стиратель становится особенно силён, то уничтожает и все, что делает нас личностями, превращая в жалкие существа с самыми примитивными инстинктами, преследующими одну?единственную цель: спастись от этого ужаса».
«Что ж, неплохо придумано».
«Я теряю себя, Сапфира! Я стал похож на старую клячу, перепахавшую в своей жизни слишком много полей. Ты держи меня, не оставляй, иначе я просто распадусь на части и позабуду, кто я такой».
«Я никогда не нарушу нашей мысленной связи и никуда тебя не отпущу!» — пообещала она торжественно.
Вскоре после этого разговора Эрагон пал жертвой трех болевых приступов подряд. Это случилось во время поединка с Ваниром. А потом, когда он выполнял упражнения Римгара, боль ещё два раза настигла его. Когда Эрагон смог, наконец, расправить конечности и перестал клубком кататься по земле, Оромис сказал как ни в чем не бывало:
— Ещё раз, Эрагон. Ты должен лучше держать равновесие.
Эрагон помотал головой, пробурчал «нет!» и скрестил руки на груди, чтобы Оромис не заметил, как его колотит озноб.
— Что ты сказал? — переспросил Оромис.
— Я сказал «нет».
— Встань, Эрагон, и попытайся ещё раз.
— Нет! Делай это упражнение сам; я больше не могу!
Оромис опустился возле него на колени и ласково коснулся прохладной рукой его щеки. Он с такой добротой и состраданием смотрел Эрагону в глаза, что тот вдруг понял: старый Всадник, если б только это было возможно, с радостью взял бы эту боль себе и облегчил страдания Эрагона.
— Не оставляй надежды, — сказал Оромис. — Никогда не оставляй надежды, Эрагон! — И Эрагону показалось, что в него переливаются силы эльфа. — Мы же Всадники! Мы стоим между светом и тьмой, поддерживая их равновесие. Невежество, страх, ненависть — вот наши враги. Гони их прочь изо всех сил, Эрагон, иначе мы наверняка проиграем эту войну. — Он встал и протянул Эрагону руку. — А теперь поднимайся, Губитель Шейдов, и докажи, что способен победить даже собственное тело!
Эрагон набрал в грудь воздуха и рывком заставил себя привстать, опираясь на одну руку и морщась от боли. Потом подтянул ноги, передохнул несколько секунд, выпрямился во весь рост и посмотрел Оромису прямо в глаза.
Эльф одобрительно кивнул.
Эрагон не проронил больше ни слова, пока они не закончили упражнения, затем сходил к ручью, тщательно вымылся в ручье и только после этого обратился к Оромису:
— Учитель…
— Да, Эрагон?
— Почему я должен терпеть эту пытку? Ты ведь мог бы воспользоваться магией и дать мне необходимые знания и навыки, сформировав мой разум и моё тело, как вы делаете это с деревьями.
— Мог бы. Но если я это сделаю, ты никогда не поймёшь, как ты получил такое тело, какими возможностями оно обладает, как их применять и как ими управлять. Видишь ли, Эрагон, тот путь, по которому ты идёшь, никак сократить нельзя.
Видишь ли, Эрагон, тот путь, по которому ты идёшь, никак сократить нельзя.
И Эрагон снова пошёл к ручью и с головой погрузился в воду. И холодная вода бережно обняла его, а он, держа в руках камень, чтобы не всплыть и чтобы его не унесло течением, блаженно вытянулся вдоль берега, чувствуя себя стрелой, летящей сквозь воду.
НАРДА
Роран опёрся о колено и поскрёб заросший подбородок, глядя вниз, на Нарду.
Маленький городок был тёмен и похож на корку ржаного хлеба, брошенную в ложбину между прибрежными холмами, за которыми в последних отблесках заката сверкала и переливалась морская вода цвета тёмного вина. Красота морского простора просто завораживала; все это было совершенно непохоже на привычный Рорану горный ландшафт.
Мы добрались!
Роран повернулся и медленно пошёл назад, в лагерь, глубоко и с наслаждением вдыхая солёный морской воздух. Лагерь они разбили довольно высоко в предгорьях Спайна, опасаясь, что их могут заметить те, кто способен предупредить слуг Империи.