Увидев, как Терри поднимается по лестнице, Мария выкрикнула:
— Эй! Гарри, тебе чего?
— Меня зовут Терри, — сказал он, приблизившись.
— Терри-Гарри, какая, на фиг, разница? Чего ты тут вынюхиваешь ночью?
Веселая и общительная Мария жила в Лондоне и уже несколько раз пыталась завязать с Терри дружескую болтовню. Это была крупная женщина с каскадом подбородков и неизменной шкодливой улыбкой на губах. Поговаривали, что своими габаритами она отчасти обязана лекарствам, держащим в узде хроническую нарколепсию, но Мария весело признавалась, что немалый вклад внесла ее страсть к шоколадным пончикам и земляничным ватрушкам. Терри она нравилась — как и всем остальным в клинике, за исключением доктора Даддена.
— Ездил на день в Лондон, — ответил он.
— Понятно. Прогульщик.
— В каком-то смысле, да.
— Может, выпьешь с нами, а? Мужчина тут кстати придется.
— А разве вам не положено лежать в своих постелях?
— Так он же умотал, наш доктор Смерть. Еще днем укатил на конференцию. А кроме того, это мой последний вечер, вот я и решила отпраздновать. Знаешь поговорку, когда кошки нет…
— …мыши могут расслабиться, — закончил Терри. И ради доктора Мэдисон добавил:
— Крысы, надеюсь, тоже. — Она не ответила, и на лице ее ничего не отразилось. — Ну, хорошо, — сказал он. — Только занесу сумку наверх и сразу спущусь.
К тому времени, когда он вернулся, доктор Мэдисон уже исчезла.
— Пошла спать, — объяснила Мария.
— Бедняжка слишком много работает, — сказала Барбара. — Он ее совсем загонял.
Мария передала Терри бумажный стаканчик, до краев наполненный белым вином.
— Ну, — сказал он, сделав первый глоток, — уже предвкушаете, как снова окажетесь в реальном мире?
— Предвкушаю встречу с детьми. И мужем. Соскучилась. Но вообще-то мне здесь понравилось. Две недели у моря. И позабавилась хорошо.
— Она любит посмеяться, — сказала Барбара, и обе захихикали. — Вы бы видели, что с ней происходит, когда она смеется. Такой странной становится.
— Только не заводи меня, — сказала Мария, смех ее перешел в гортанный звук, шедший откуда-то из самого чрева. — Не заводи меня. Ты же знаешь, что я не выдержу.
— А что такое? — сказал Терри. — Что происходит, когда вы смеетесь?
— Она слабеет, — ответила Барбара. — Слабеет и становится какой-то странной. Знаете, говорят, что от смеха теряешь силы.
— Слабеет и становится какой-то странной. Знаете, говорят, что от смеха теряешь силы. Вот с ней такое и творится.
— Ну не надо меня заводить, — простонала Мария, напрягаясь изо всех сил, чтобы не расхохотаться. — Только попробуй завести какой-нибудь анекдот.
— Помнишь, тот, что ты мне сама рассказала? — отозвалась Барбара. — О человеке с бананом. — Она повернулась к Терри. — Знаете? У одного человека было три банана. Сел он себе в набитый автобус и испугался, что бананы подавятся. И тогда сунул один банан в нагрудный карман, другой — в боковой карман, а третий — в задний карман штанов…
Мария, собрав, казалось, все силу воли, подавила смех и резко оборвала Барбару:
— Хватит! Дай передохнуть. Я не хочу, чтобы это произошло при Гарри…
— Терри.
— Терри. Видишь ли, мне здесь нечем гордиться. Я не люблю, когда меня видят такой.
— Прости, дорогая, — покаянно вздохнула Барбара. — Просто я подумала, что Терри будет интересно.
— Ну да, конечно. Я тебе не клоун. — И Мария принялась объяснять:
— Понимаешь, с нарколептиками случается иногда такая штука, катаплексия называется. И когда смеешься — ну от смеха такое как раз и случается — то, бах, шлепаешься в обморок. Пальцем даже пошевелить не можешь, но при этом все-все понимаешь и чувствуешь. Со мной так уже лет тридцать, но лишь пару лет назад поняли, в чем дело. Так что теперь я хохочу поменьше — надоело вечно выставлять себя на посмешище. Все мои подруги и родственники считают, что это жуть как смешно, когда я падаю и теряю сознание, они постоянно меня заводят, все норовят меня ухохотать. Ну, наверное, судьба у меня такая, да? Я всегда такой была. Любила посмеяться. Ну, скажи, разве можно жить без смеха? Надо ж хохотать, чтобы выжить…
Терри вдруг вспомнил прощальный вечер в Эшдауне и понял, что в тот вечер случилось с Сарой — когда она так странно реагировала на его шутки, они еще решили, что она просто выпила лишнего. И тут же память о прошлом осветила настоящее, и с Терри произошло то, чего не случалось уже много лет: он взглянул на смешливую Марию по-новому и всей душой пожалел ее — впервые за долгие годы Терри испытывал истинное сочувствие к ближнему своему; он вглядывался в лицо Марии, видел в нем грусть пополам с весельем, и думал: в самом деле, что за судьба такая — любить смех больше всего на свете и знать, что он несет гибель, — точь-в-точь, как у крыс доктора Даддена, которым приходится отказываться от сна всякий раз, когда так хочется заснуть…
— Вам помогло? — спросил он. — Помогло лечение?
— Ну, меня пичкали какими-то новыми таблетками, — сказала Мария. — Уж не знаю, есть ли от них толк. Но главное лечение — это разговоры. Клео просто молодчина. С ней я могла разговаривать часами. Мне кажется, я могла бы рассказать ей все.
— Простите, — сказал Терри, — кто молодчина?