Сара пришла проведать Роберта, как только он закончил одеваться. Она вымыла голову и, не вытирая, зачесала волосы назад: сейчас они выглядели темнее, чем Роберту запомнилось, почти мышиного оттенка. Его почему-то это тронуло — он уже приближался к тому трепетному состоянию души, когда мельчайшая, обыденнейшая, но такая яркая деталь способна изменить все. Как бы то ни было, у Роберта стиснуло сердце, когда Сара села на кровать напротив письменного стола; ему даже показалось, что он на мгновение лишился дара речи. Даже дышать стало трудно.
— Все еще болит? — спросила она.
— О… немного. Все будет в порядке.
Роберт надеялся, она не станет спрашивать, зачем он вообще брил ноги.
— Я не хотела… простите, если доставила вам неприятности. Понимаете, обычно дверь прижимают вешалкой для полотенец.
— А-а. Хорошо. Я так и сделаю — в следующий раз.
Сара кивнула. Все шло не так, как она рассчитывала. Она не знала, как восстановить непринужденную и доверительную атмосферу предыдущего вечера.
— Вообще-то, — сказала она, — я просто хотела убедиться, что с вами все в порядке. Знаете, вчера вы выглядели довольно… расстроенным, и мне хотелось узнать, как вы держитесь.
— Держусь?
— Ну да. Вы, наверное, очень переживаете.
Подстегнутый любопытством, Роберт набрался смелости взглянуть на Сару — в ее голосе звучала искренняя и такая трепетная забота. Что происходит? Неужели она думает, будто он из тех людей, кто несколько дней стенает от горя из-за смерти кошки? Неужели он выглядит таким жалким? Не сумев определить, опекают его или над ним насмехаются, Роберт осторожно сказал:
— Да ладно, на самом деле ничего страшного. Я уже пережил.
Как это по-мужски, подумала Сара: притворяться, будто не потерял присутствия духа. Неужели мужчины действительно считают, что им нельзя показывать свои чувства, даже когда говорят о смерти близкого человека, а в данном случае, быть может, — самого близкого? Она видела его напряжение и тревогу; она понимала, как неуютно ему при мысли, что кто-то сумеет соскрести с него коросту бесчувственности, и проступит подлинная в своей нежности натура. Но Сара также понимала, что молчать ей не стоит — и ради него, и ради себя.
— Когда я сказала, что думала, будто вы уехали, — продолжала она, — то имела в виду, что, наверное, скоро похороны.
— Похороны? — переспросил Роберт.
— Похороны… простите, я не помню ее имени…
— Вы имеете в виду Мюриэл?
— Да. Мюриэл.
Он пожал плечами, смущенно рассмеялся.
— Наверное, мы не станем устраивать вокруг этого столько шума.
Мюриэл.
Он пожал плечами, смущенно рассмеялся.
— Наверное, мы не станем устраивать вокруг этого столько шума. Это было бы уж чересчур, правда?
Сара, сбитая с толку, промямлила:
— Ну, как вы сочтете… нужным.
— Прежде мы никаких похорон не устраивали.
— А это случалось и раньше? — с ужасом спросила она.
— Да, дважды.
— О, боже, Роберт, я просто не знаю, что сказать. Это ужасно. Подумать только, что жизнь может быть такой… суровой, а вы все-таки держитесь.
— Ну, честно говоря, смерть Мюриэл я переживаю особенно тяжело. — Роберт придвинулся к ней, потирая руки, грея их в пламени ее сочувствия. — Мне кажется, я был ей ближе всех.
— Да, могу себе представить.
Он позволил себе ностальгическую улыбку.
— Знаете, каждый вечер она приходила ко мне в комнату и сворачивалась рядом со мной на кровати. Я гладил ее по голове и… просто с ней разговаривал. Иногда несколько часов подряд.
— Так мило.
— В каком-то смысле, — теперь он уже неприкрыто смеялся, — в глупом смысле, она знала меня лучше, чем родители. И уж точно лучше, чем отец.
— Они меньше любили ее?
— Ну, не буду отрицать, отец так и не принял Мюриэл. — Роберт вздохнул. — Не сошлись характерами. Понимаете, ее мелкие привычки его раздражали.
— Какие привычки?
— Например, он не любил, когда она оставляла лужи на ковре в гостиной.
Сара не сразу восприняла эту информацию. Перед ее мысленным вздором складывалась новая картина: девочка-инвалид и семья, так и не примирившаяся с ней, так и не научившаяся считать девочку полноценным человеком. История оказалась мучительней и трагичней, чем она себе представляла. И тут прояснилось подлинное значение загадочных слов Роберта.
— Послушайте, Роберт, — осторожно сказала Сара. — Вы сказали, что похороны — это слишком… я все-таки думаю, что для вашей семьи было бы важно как-то отметить ее смерть.
— Я вчера вечером обсуждал с папой по телефону, — он скривился, — как обойтись с ней. Мне хотелось знать, нельзя ли устроить что-то вроде кремации.
— И?
— Он поднял меня на смех. Обозвал меня слюнтяем. Сказал, что просто выкопает за домом яму, а ее сунет в мусорный мешок. Как и поступил с двумя остальными.
Сара долго и внимательно смотрела на Роберта и затем произнесла, тщательно подбирая слова:
— Но вы считаете, что так нельзя. Вы знаете, что так нельзя.
Роберт кивнул.
— Да, да, знаю.
— Хорошо. — Сара поднялась с кровати и теперь стояла у двери. — Хорошо, Роберт, по-моему, наш разговор… слишком тягостный. Я, пожалуй, пойду к себе. Но я хочу, чтобы вы подумали над моими словами и помнили: как бы тяжело ни складывались обстоятельства в вашей семье, вы всегда можете обсудить их со мной. Я всегда рядом.