— А я почти не вижу снов, — сказал Роберт.
— А я вижу, и постоянно.
— О чем?
— Ну, во-первых, мне снится, что я десять минут разговариваю с Терри, и он не разу не упоминает Ингмара Бергмана. Но это лишь моя маленькая мечта. — Линн задумалась. — Ну, не знаю… глупые, банальные сны… Например, пару ночей назад мне приснилось, будто я лежу в больнице рядом с Уинстоном Черчиллем. Он ест из миски горошек и время от времени пуляет горошиной в мою сторону. Потом больница превратилась в загородный дом моей бабушки, а дальше откуда-то появились пожарные, они пели «Хелло, Долли». — Линн видела, что на Терри ее рассказ не производит впечатления. — Не смотри на меня так. Не у всех нас сны глубокомысленные.
— Я ничего не говорю.
— И вообще, почему бы тебе не вылезти и не починить дворники? Для разнообразия — сделай что-нибудь полезное.
Сердито бормоча и плотно запахнув пиджак, словно он мог хоть немного защитить от дождя и холода, Терри выбрался из машины и несколько пустопорожних минут вяло дергал и пихал стеклоочистители. Ремонт автомобилей не относился к сильным его сторонам.
— Однажды мне приснился сон про больницу, — заговорил Роберт. — На самом деле, это единственный сон, который я запомнил. Мне тогда было, наверное, лет девять-десять. Мне снилось, будто я нахожусь в очень пустынной местности, вокруг голые холмы и пыль. А еще там — женщина средних лет в форме медсестры, она стоит у обочины дороги и указывает куда-то вдаль. Где-то впереди по дороге — большое здание, и именно на него она показывает. Я смутно различаю здание и знаю, что это больница. Точнее, какой-то военный госпиталь. А за женщиной — табличка. Она ее закрывает, и я никак не могу прочесть, что там написано.
— Но ты все же знаешь, что там написано? — спросила Линн.
— Нет. Всего одно слово, но я не могу его рассмотреть. Это сводит меня с ума. Но я твердо знаю, что надпись — на иностранном языке.
— В этом сне еще что-нибудь происходит?
— Нет.
— В этом сне еще что-нибудь происходит?
— Нет. Больше ничего.
Линн задумалась.
— Как ты думаешь, медсестра приказывает тебе идти в госпиталь?
— Не знаю. Наверное.
— Думаю, тебе надо сходить с этим сном к психоаналитику. Если ты помнишь сон после стольких лет, он наверняка что-то пытается тебе сообщить.
Терри открыл дверцу и, мокрый, плюхнулся на водительское место.
— Пустая трата времени, — сказал он.
Они молчали, слушая гул проносившихся мимо машин, шипение шин о мокрый асфальт. Роберт подумал, что это самый гнетущий звук в мире; он напомнил ему семейный отпуск в Девоне — на переднем сиденье пререкаются мать с отцом, пьют кофе из термосов в запотевшей машине на какой-то прибрежной стоянке, унылая погода, несмотря на июль. Вечерами ужинают в дешевой забегаловке, отец наливается вином и виски, и мать везет их к арендованному домику или пансиону. Роберт отчетливо припомнил, как отец поздним вечером мочится у стены какой-то маленькой гостиницы, хозяйка открывает окно на третьем этаже и кричит на него. «Я вызову полицию!» — вопит она, но отец лишь грубо хохочет. «Я и есть полиция!» — кричит он в ответ; на следующее утро им все равно уезжать.
Терри попробовал включить радио, но ему удалось найти лишь какую-то оперу и футбольный репортаж. Помаявшись, он выключил приемник и зевнул; потом повернулся к Роберту:
— Так кого, говоришь, ты искал сегодня утром в кафе?
— Я не говорил. Одного человека из Эшдауна.
— А… — Судя по интонации, тема, похоже, заинтересовала Терри. — Мужчину или женщину?
— Женщину. Ее уже неделю никто не видел. Я немного беспокоюсь.
Линн глазела в окно с напряженным и скучающим видом, не принимая участия в разговоре. Но тут встрепенулась и спросила:
— Ее, случайно, не Сарой зовут? Сара Тюдор?
Роберт резко приподнялся.
— Откуда ты знаешь?
Линн довольно улыбнулась.
— Интуиция.
— Но ты ведь ее не знаешь? — спросил Роберт.
— Почему же, хорошо знаю. Когда я училась на первом курсе, она жила на одном этаже со мной. Уж кого-кого, но Сару знали все.
Роберт не вполне понял, что означают ее слова, но тон ему не понравился.
— Как она выглядит? — спросил Терри.
— Невысокая, — ответила Линн. — Худая. Блеклые голубые глаза. Всегда носит джинсовую куртку. Светлые волосы, довольно короткие, немного похожи на солому.
— Ничего общего с соломой, — возразил Роберт.
— Именно как солома. Из-за них ее и прозвали Ворзель[14].
— Кто называет ее Ворзель?
— Да все — в честь огородного пугала Ворзеля Гаммиджа. Разумеется, — добавила Линн, — это только одно из ее прозвищ.
Страшась ответа, но не в силах остановиться, Роберт спросил:
— А другие?
— Одни зовут ее Сара Рвота, после знаменитого случая, когда она пошла в ресторан и облевала всех посетителей. Другие зовут ее Подружкой Грегори, потому что она раньше встречалась с этим мерзким типом по имени Грегори. А некоторые называют ее Рип ван Винкль[15], потому что у нее есть очаровательная привычка засыпать во время разговора — если она не находит тебя особенно интересным.
Роберт нахмурился.
— Возможно, она не виновата, — сказал он. — По-моему, такое состояние…
— Но большинство, — оборвала его Линн, которая еще не выговорилась, — большинство зовут ее просто Безумная Сара.
Сердце Роберта сжалось.