— Потому что у меня остались о тебе самые лучшие воспоминания, — просто ответила та.
Сару тронул ответ.
— Да, — сказала она. — Хорошие были времена, наверное. — Они вышли на улицу. — Кстати, как твои родители?
— Папа умер несколько лет назад…
— Как жаль…
— …а с мамой все в порядке, у нее все хорошо. Открыла свой пансион.
Ресторан находился неподалеку — совсем новое заведение, отмеченное, казалось, всеми признаками болезни роста. Сара с Руби решили, что на улице достаточно тепло и устроились на террасе. Их тут же осадила толпа официантов, которые отчаянно боролись за право принять заказ. Первое блюдо принесли с угрожающей поспешностью.
— О чем мы говорили?
— Ты хотела рассказать, как узнала об Эшдауне, — напомнила Руби. — Но для этого придется рассказывать историю всей жизни.
Сара поперчила суп и спросила:
— Ты знаешь, что такое нарколепсия?
— Приблизительно, — удивленно сказала Руби. — Это когда люди постоянно засыпают, правильно?
— Более-менее. Так вот, у меня нарколепсия.
— О… — Руби понятия не имела, что это значит с практической точки зрения. — Мне очень жаль. Это серьезно?
— Жить определенно мешает.
— А в этой клинике… тебе бы помогли?
— Возможно. — Предупреждая дальнейшие расспросы, Сара сказала:
— Есть две причины, почему я не захотела туда ложиться. Одна — я не могу позволить себе такую плату, а очередь для пациентов Национальной службы здравоохранения растянулась почти на два года. А другая… — Она сурово улыбнулась. — …другая причина: так вышло, что клинику возглавляет человек, которого зовут Грегори Дадден. Мы с ним учились в университете.
— Понимаю, — нерешительно сказала Руби.
— Между нами… кое-что было, — сказала Сара. — В общем, какое-то время он был моим любовником. Моим первым любовником. Знаешь, один из тех студенческих поступков, которые кажутся вполне осмысленными, а через несколько месяцев оглядываешься назад и спрашиваешь себя: господи, и о чем я только думала?
Руби кивнула, хотя, похоже, такое объяснение находилось за пределами ее личного опыта.
— Так… так что значит для тебя нарколепсия? Как она сказывается на твоей жизни?
— С годами характер болезни немного изменился. Основной признак сводится к тому, что ночью я очень плохо сплю, а днем, наоборот, не могу удержаться и временами засыпаю. Со мной это происходит уже почти двадцать лет. Есть и другие симптомы, но с недавних пор они стали менее выраженными — например, катаплексия.
— А что это?
— Это когда от долгого смеха или сильного возбуждения пропадает мышечный тонус. Я не теряю сознания, но проваливаюсь в нечто вроде обморока. Обычно я предвижу приступ, но ничего поделать не могу. Такой обморок может спровоцировать любая сильная эмоция: гнев, радость, даже досада…
— Похоже, это не просто неудобство, — сказала Руби.
— Я и не подозревала.
— Ну да, — пожала плечами Сара, стараясь говорить небрежно, — за двенадцать лет эта ерунда стоила мне пары мест. Засыпать в классе полагается детям, а не учителю. — Она вновь наполнила бокалы: ее был пуст, Руби — почти полон. — Дело в том, что диагноз удалось поставить всего года три назад. Многие терапевты только сейчас узнали о нарколепсии. Первый мой доктор даже не подозревал о такой болезни. И заставил меня обратиться к психотерапевту.
— Какому именно?
— Лаканисту[19].
Руби это тоже ничего не говорило.
— Но тебя ведь не заперли в психушку?
— Нет, ничего похожего. — Сару эта мысль явно позабавила. — Наверное, сеансы прошли не совсем впустую. По крайней мере, они помогли понять, почему мне не нравится, когда люди касаются моих глаз.
— Глаз?
— Да. Я очень чувствительна к этому. — Сара аккуратно отодвинула тарелку с недоеденным супом. — Прости, если я разбила твои детские иллюзии. Наверное, теперь я кажусь тебе скоплением неврозов.
— Нет, вовсе нет, я… — Официант, дежуривший у их столика, проворно собрал посуду. Руби подождала, пока он уйдет. — А что еще мне следует о тебе знать? Ты вышла замуж?
— Да. Его звали Энтони. Ученый.
— И?..
— Он ушел… какое-то время назад. Нашел кого-то еще.
— О… Прости.
Сара снова пожала плечами.
— Всякое бывает.
— Знаешь, то ли это была моя фантазия, то ли детская иллюзия, но я всегда надеялась, что ты выйдешь замуж за своего возлюбленного.
— О ком ты говоришь?
— Ты знаешь. О Роберте.
Короткий смешок Сары прозвучал принужденно.
— Роберт? Он никогда не был моим возлюбленным.
— Нет? Но в тот раз на берегу…
— Я тогда встречалась с другим человеком. Точнее, с другой. С женщиной. Ее звали Вероника. Просто Роберт… случайно оказался с нами в тот день. Я даже не могу вспомнить, что он там делал. — Увидев замешательство на лице Руби, она добавила:
— Все больше и больше запутывается, да?
— Нет-нет, я не шокирована, — сказала Руби. — Одна из моих школьных подруг — бисексуалка. Или утверждает, что бисексуалка.
— Не уверена, что это подходящее слово, — сказала Сара. — Или любое другое, которое берет нечто сложное и пытается свести его к простой формуле. Кроме того… — стирая помаду с ободка бокала, — …дело вовсе не в сексе. Во всяком случае, для меня — я не этого ищу. Знаешь, что странно: все думают, будто у тебя в два раза возрастает выбор, но так почему-то не получается.