Терри пригубил бокал с вином.
— Но зачем презирать сон? Не понимаю.
— Я скажу, зачем. Потому что спящий беспомощен, бессилен. Даже самых сильных людей сон швыряет на милость самых слабых и немощных. Можете представить, что значит для людей, обладающих характером и силой воли миссис Тэтчер, каждую ночь принимать позу жалкого смирения? Мозг отключен, бездействующие мышцы расслаблены. Наверное, для них это невыносимо.
— Такая точка зрения до сих пор не приходила мне в голову, — сказал Терри. — Сон как великий уравнитель.
— Именно. Именно этим он и является — великим уравнителем. Как и социализм, мать его. — Терри заметил, что от вина доктор Дадден помрачнел.
Взрыва гортанного хохота с другого конца стола, где сидела доктор Мэдисон, оказалось достаточно, чтобы Дадден послал в ее сторону убийственный взгляд.
— Только послушайте эту горластую ведьму, — пробормотал он. — Сидит себе с товарками. Вы заметили, Терри, что группы за столом все больше делятся по половому признаку? Ее рук дело.
— Уверен, что это только…
— Видите ли, доктор Мэдисон предпочитает женское общество мужскому.
— То же самое можно сказать о многих женщинах, — резонно заметил Терри.
Доктор Дадден понизил голос:
— По-моему, вы не вполне поняли мой намек, — сказал он, переходя на шепот. — Доктор Мэдисон — из дщерей Сафо.
— Сафо… кто?
— Сестра, — свистящий шепот доктор Даддена звучал все громче, — сестра Лесбоса.
Терри понятия не имел, является ли этот эвфемизм общераспространенным, или доктор Дадден только что его придумал.
— Вы имеете в виду, что она подруга Дороти[35]?
— Именно. Она траханный кобель. Точнее нетраханная сука.
— Откуда вам известно? — сказал Терри.
— Господи, да вы только на нее взгляните. Ее поведение буквально вопиет об этом. Да у нее это на лбу написано. Я хочу сказать — вы же с ней разговаривали после ее приезда сюда?
— Только в первый вечер.
— Оно и понятно. Для меня она больше, чем на два слова, не расщедрится. Из тех баб, кто предпочитает не обращать внимания на мужчин, потому что они не представляют для нее интереса в сексуальном смысле.
— Я заметил некоторую враждебность между вами… — сказал Терри.
— Она опытный психолог, — сказал доктор Дадден. — И я уважаю ее — как профессионала. Но на личном уровне между нами нет ничего общего. Совсем ничего.
— А вы близки с кем-нибудь из коллег? Я имею в виду, на личном уровне.
— Честно говоря, нет. Мои сотрудники дружат друг с другом, но меня в свою компанию не допускают. — Доктор Дадден доверительно подался вперед. — Возможно, вы удивитесь, Терри. Меня и самого это сбивает с толку. Но факт остается фактом: я не пользуюсь популярностью в клинике. — Он откинулся на спинку стула с видом мученика. — Если сможете, выясните, в чем тут дело.
— Если сможете, выясните, в чем тут дело.
Как только Терри увидел вторую, запертую дверь в подвальной лаборатории, у него зародился план на предстоящий вечер, и выслушивание всей этой дребедени еще несколько часов, к сожалению, являлось его составной частью. После ужина они удалились в личную гостиную доктора Даддена, где разлили по рюмкам бренди, выпили, снова разлили, потом в ход пошла бутылка — а затем и другая — красного вина. Терри удалось свести уровень потребления алкоголя к минимуму, но когда часы на каминной полке пробили десять, он чувствовал, что соображает не вполне ясно. Большая часть последней обличительной речи доктора Даддена явно прошла мимо его сознания.
— …в Соединенных Штатах делают по-другому, — глаголил доктор. — Там гораздо дальше продвинулись в изучении сна. В Великобритании единственная клиника подобного рода — это моя, а в Америке таких десятки. Они прекрасно финансируются, укомплектованы хорошими специалистами и оборудованы по последнему слову техники. В Америке создают компьютерное обеспечение специально для полисомнографии. Такие программы могут следить за состоянием пациентов, спящих у себя дома, при этом колебания мозга передаются в исследовательский центр по телефонным линиям через модем. Вы только представьте! Вы только подумайте! Именно такой подход, именно такие нововведения я хочу внедрить здесь, но не встречаю никакого понимания. Говорю вам это потому, что в нашей проклятой стране такая система здравоохранения — все привыкли всё получать бесплатно. Американцы могут себе позволить делать то, что делают, потому что у них эффективная система частной страховой медицины, которая поддерживает все здравоохранение.
— Конечно-конечно, — вставил Терри.
Доктор Дадден поставил бокал.
— Вы не очень хорошо выглядите, — сказал он. — Мы оба слишком много выпили. Давайте прогуляемся.
Не успел Терри возразить, как они стремительно пересекли холл, задержавшись лишь для того, чтобы взять в одном из шкафчиков фонарик, и через минуту шагали по лунной террасе к краю скалы.
— Куда мы идем? — спросил Терри. — Тут темно для такого рода…
— Не то чтобы я сильно переживал из-за того, что меня не ценят в медицинском сообществе, — продолжал доктор Дадден, не обращая на него внимания. — Я не против, чтобы меня считали белой вороной, оригиналом. Такое часто случается с теми, кто опережает свое время. К примеру, мне плевать, если меня не примут в масоны. Я вообще не хочу вступать в эти долбаные масоны. На кой черт мне вступать в эти долбаные масоны? Вся эта дрянь меня не интересует, потому что я точно знаю — когда меня не станет, память о моей работе будет жить. Потому что я — единственный, понимаешь, Терри? — Доктор Дадден повернулся и посмотрел ему в лицо. Поднялся сильный ветер, внизу ревел океан. — Я единственный, кто работает в этой области, для кого сон является тем, чем он является на самом деле.