— А разница есть?
— Здесь порядочным людям следует жить в провинции.
— Ну, ты с твоими миллионами вполне могла бы жить в провинции.
— Нет, я салоном занята. А в провинции салон загнется.
Я плыл в этом голосе, я наслаждался им, я торжествовал оттого, что он звучал в моих ушах.
— Так занята, что и позвонить некогда? По-прежнему легально меняешь людям фотографии? Пластические операции, подтягивание морщин и все такое?
Она хмыкнула.
— Можешь смеяться, но это уже устаревший вариант. Сейчас я, видишь ли, перехожу на самый ходовой тут товар — борюсь с возрастом. Когда я поняла, насколько это важно, мы такое дело затеяли, что, если получится, нам конкурентов просто складывать вдоль автобана придется…
— Что же это такое?
— Новый тип омоложения. Не просто пластические штучки-дрючки, вроде подтягивание кожи на шее, не просто сглаживание морщин или сжигатели жира, вроде ньювейса, не просто восстановители волос, а новая технология на генном уровне. Ею сейчас пользуются Майкл Джексон и Тина Тернер…
Я рассмеялся.
— Ну, ты так здорово натренировалась произносить свои рекламные тексты, что и со мной уже говорить по-другому не можешь.
Она помолчала, потом хмыкнула.
— Да, пожалуй. Извини. Ты, наверное, позвонил, чтобы что-то свое рассказать?
— Нет, просто тебя послушать. О том, как ты там продаешь вечную молодость.
— Ты не поверишь, но это действительно так. Я одного сорокалетнего клиента недавно так обработала, что ему больше двадцати пяти никто не дает.
— И меня так могла бы?
— С тобой было бы проще других. У тебя тело не дряблое. Ну, — я очень хорошо представил себе, как она хмурится, подбирая слова, — можно проимитировать очень многие внешние признаки. Но вот двигательную активность мышц без тренировок воссоздать невозможно. А у тебя с этим все в порядке. По крайней мере так было, когда мы виделись последний раз.
Я кивнул, забыв, что меня видит совсем другая женщина.
— Да, с этим все в полном порядке.
Я лгал, испугавшись вдруг, что как-нибудь проговорюсь о ране в ноге и она начнет напрасно волноваться. Но она была очень далека от моей жизни, вдруг хмыкнув вовсе не так, как я ожидал.
— Кстати, теперь подружка этого парня, голландская судовладелица, миллионерша и все такое, требует, чтобы мы сделали ее на двадцать.
— Кстати, теперь подружка этого парня, голландская судовладелица, миллионерша и все такое, требует, чтобы мы сделали ее на двадцать. А ей скоро будет пятьдесят. Представляешь? Но делать нечего, попытаемся. Если получится, у нас будет такая реклама…
— Не завидую я европейским мужикам, познакомился в кафешке с девицей, женился, а она — уже бабушка.
— Ну, для этого нужно лишь гормональный фонд восстановить, тут это давно умеют.
Я хотел было сказать, что у меня вот с гормональным фондом все отлично, а этого никто не ценит, но посмотрел на Аркадию, которая деликатно уставилась в огонь, и сказал о другом.
— А ты сама можешь стать молодой, как прежде?
— Это не сложно, только дороговато. И незачем.
— Как незачем, я вернусь, а всех этих лет, что мы прожили врозь, как бы и нет.
— Для этой проблемы существуют не технологии омоложения, а транспорт. Знаешь, есть такие штучки с крыльями, самолеты называются?
Я был с ней согласен. Но при этом еще у человека не должно быть дела, подобно моему. И не должно быть Шефа, Основного, преступности, Комариков… Кажется, мы уткнулись в тупик. В Магистральный тупик, уж не знаю какой по счету.
— Если бы не телефон, я бы вовсе не знал, что делать.
И вот тут она выдала совершенно замечательную фразу.
— Без телефона ты бы читал письма. Их можно перечитывать много раз. И этим оправдался бы, что не со мной.
Это было неправда. Я очень хотел к ней. Но сермяга в ее заявлении была. И еще была тоска, ожидание, может быть, и меня, и даже просьба что-то с этими ее переживаниями сделать.
Я попрощался и сунул свой телефон глубоко в карман. Словно прятал, чтобы случайно не украли это мое настроение, мою любовь и надежду на более счастливую жизнь, которая когда-нибудь и у меня случится.
Глава 61
Я сидел перед камином и смотрел на огонь. Нога болела еще сильнее, чем если бы я ею работал вовсю, натрудил и теперь оставалось только ждать, пока пройдет.
Впервые за долгое время мне захотелось выпить, и я выпросил у Аркадии немного коньяку. Она самолично подъехала к специально устроенному на высоте ее кресла бару и налила нам в две рюмки какой-то очень редкий и дорогой греческий сорт.
Когда я увлекался коньяком, я уважал армянский, а любил молдавский. Правда, пару раз мне доводилось пить и украинский, так называемый «Киевский», пятнадцатилетней выдержки. Он был грубоват, но в целом похож на французский. Так что он тоже вызывал у меня теплые чувства.
Но по-настоящему распробовать французские коньяки я не успел, в те годы они были предназначены только вождям, а когда стали появляться в магазинах для всех, слишком опасно стало пить хоть что-нибудь, потому что, как и власть, это была сплошная подделка. Но я все-таки попробовал кое-что.
Немецкий коньяк я нахожу слишком пресным, болгарский — очень сухим, а греческий — сладким. Но так как Аркадия выбирала по своему вкусу, пришлось смириться. Впрочем, коньяк был неплох и даже не чрезмерно сладок.