— Точно.
Он подумал еще немного.
— Но ты звонишь не для того, чтобы порадовать меня тем, что мы скорее всего не там роем?
— Я прошу тебя… — я сделал паузу. — Только не надейся, что я сошел с ума. Я думаю — это даже важнее, чем ваша операция с сатанистами.
— Ну ладно, излагай скорее.
— Нужно прикрыть Сэма. Это нужно сделать как можно скорее. Иначе они вполне способны добраться и до него, а потом выдадут за отравление некондиционным алкоголем или бутулизмом в банке с грибами.
— Ты уверен, что это важнее, чем?..
— Да, — сказал я так, что этим коротким словцом, кажется, можно было резать алмазы.
Шеф снова вздохнул.
— Тогда так. Считай, что «наружка» за Сэмом поставлена.
— Он не выходит из дома уже неделю, гриппует.
Считай, что «наружка» за Сэмом поставлена.
— Он не выходит из дома уже неделю, гриппует.
Все-таки Шеф был профи, с таким неутомительно было работать. Ничего не нужно было объяснять.
— Понял. Отыщем возможность познакомить пост с фигурантом и особо сориентирую на наблюдения за комнатами.
— У него окна на разные стороны дома, пусть смотрят хотя бы за кухней, — попросил я. — Если что-то и случится, то именно там.
— Сам знаю, — буркнул Шеф. — Там всегда все и происходит. Что-нибудь еще?
— Нет.
— Тогда — до связи.
Глава 39
Я не поленился, объехал все Малино, хотя ездить, собственно, оказалось почти негде. Подозрительных объектов было три — старое, обветшалое совсем железнодорожное депо близкой уже станции Крюково или Зеленограда, одна совершенно обвалившаяся стройка и какие-то склады близкого колхоза. В колхозных стенах вряд ли могло произойти что-то серьезное, потому что проемы дверей, окон и даже несколько прорех в стенах не обещали конфиденциальности сборищу. Свет — а я был уверен, что свет им понадобится, — выдал бы их любопытным. А на улице даже нынешней деревушки всегда толокся кто-то, кто не поленится сходить и взглянуть на происходящее.
Поэтому оставалась стройка. К тому же ее и менты выделили как место операции. Они стали собираться, как я и предполагал, понемногу накапливаясь, за два часа до темноты, только у них не всегда хватало ума соблюдать радиомолчание, но по сравнению с другими операциями, в которых я участвовал, все было проведено довольно толково.
Потом мы стали ждать. Я думал о Клаве и представлял, как она падала по зимнему склону, засыпанному твердым, как наждачная бумага, крупным искрящимся снегом, ее крики и стоны на самых сильных толчках и ударах, ее хриплое, тяжелое дыхание, пока она, еще не умерев, лежала на этом снегу, едва различая что-то затуманенным жуткой болью в переломанном теле зрением… И все-таки различая его настолько, чтобы в конце концов увидеть смутную фигуру, закрывающую горное солнце, — человека, который все и подстроил.
Поняла ли она, что послужило причиной нападения, от чего хотели избавиться, подстроив этот несчастный случай?
Это не мог быть несчастный случай, иначе я вообще уже ничего не понимаю в этих делах.
А раз так, то провернул его скорее всего Барчук. Пусть даже добиваясь своего алиби, он и нанял кого-нибудь, кто выступил сбоку, закрыв своей тенью солнце…
Я не знал, как можно погубить горнолыжника, что именно нужно сделать, чтобы он разбился. Да и не собирался искать. Это не входило в мои возможности — лететь туда, разбираться с экспертами по практически решенному для них делу, преодолевать сопротивление милицейских чинов, уже списавших все на несчастный случай…
Я разберусь со всем тут. Разберусь, главное, с теми, кто это задумал, а тот, кто осуществил, всплывет сам, когда главные окажутся в кабинете следователя. В этом торге мелкая сошка будет всего лишь эпизодом, и уж ее-то каждый из начальников сдаст с торопливостью, от которой даже следователю будет противно.
Вдруг у стройки что-то началось. Я достал свой бинокль ночного видения, осторожно просмотрел здание и подходы к нему. Но там всего лишь одинокий работяга пытался проехать на огромном, темном, как ночной лес, «КрАЗе». Он немного побуксовал перед въездом во внутренний двор, но довольно быстро выбрался из грязевой, выбитой машинами за день ямы и гордо удалился в сторону Ленинградского шоссе.
Правильно, для верности заглянули во двор и ушли. Я был уверен, что в кузове машины у борта лежал ящик или бесформенный мешок, скрывающий наблюдателя с ночной оптикой. И пока шофер-бедолага, вероятно, профи высшего класса, разыгрывал спектакль, этот кто-то в мешке все увидел и изучил. Скорее всего ничего сомнительного не заметил, иначе он подал бы какой-нибудь сигнал.
Я взглянул на часы, было почти половина двенадцатого. Так, если они где-то и собрались, то только не тут. Потому что вокруг было очень тихо и спокойно. Ни машин тебе, ни звуков. А ведь должны уже собираться. В тех отчетах говорилось, что приверженность неким магическим, по их пониманию, элементам у сатанистов просто-таки потрясающая. Одним из таких элементов, едва ли не самым почитаемым, называлась полночь.
Вдруг за холмиком, закрытым от стройки парой домишек, показалась машина. Она шла без фар, я бы ее не увидел, если бы не находился в очень удобной для обзора точке со своим прибором. Я даже фигуры снайперов различал на фоне стен соседних зданий.