— Ты там директорствовал? — Кого это сейчас интересует?
— Пока только меня.
Он покивал, потом медленно, как больной старик, потянулся за сигаретной пачкой на полуразвалившейся тумбочке. Но достал оттуда не сигарету, а «косяк». Я представил, что он будет сейчас дымить этой гадостью мне в лицо, и мягко попросил:
— Не нужно курить при мне травку. От нее у меня болит голова.
— А мне-то что?
Я вытащил у него из пальцев «косяк» и небрежно сунул снова в пачку. Он был так скверно свернут, что развалился. Пачку от «Герцеговины Флор», между прочим, я положил на телевизор, чтобы он ее видел, но не мог дотянуться.
— Я сказал — не надо. Вот кончим, я уйду, и хоть обкурись.
Из-за закрытой двери послышалась возня, она приоткрылась, старушечья голова появилась в щели, но тут же, с еще более отчаянными причитаниями, исчезла. Дверь закрылась плотнее, чем раньше.
Запамолов усмехнулся.
— Мамаша примкнула к каким-то тутошним адвентистам или баптистам, я в них не разбираюсь. У нее бывают тяжелые дни.
— Почему тебя выгнали из Прилипалы?
— Меня не выгнали, я ушел, потому что они…
Он замолчал. Потом все-таки дотянулся до пачки сигарет, на этот раз обычных «Кэмел». Денег у него не было, но курево было первоклассным, хотя я никогда не понимал этих курильщиков.
— Они хотели заниматься только бизнес-информацией. А меня интересовала и политическая, и духовная, и религиозная… Мы не сошлись с теми, кто собирался вложить в агентство деньги.
— С кем конкретно? Как его зовут? Где он базируется или базировался?
Он поморщился. И тут лишь я понял, как у него болела голова. «Тоже мне — сыщик», — раздраженно подумал я. Он закурил.
— Да зачем это тебе нужно?
— Кто он был?
Он подумал.
— Ну, не знаю, много времени прошло. Если они еще существуют…
— Они существуют.
— Тогда тебе нужно спросить у Барчука. Когда-то он это все и заварил, и по его милости мне пришлось уйти. Ему и отвечать.
— Он точно знает?
— Не может не знать.
Если бы он сказал, что не знает, я бы засомневался. Но он так все повернул, что получалось, он был бы не прочь рассказать, но не рассказывал, потому что это было как бы уже без него. Все, кажется, тут я больше ничего выяснить не мог, хотя ничего толком и не выяснил.
Я встал и направился к двери. Запамолов, чуть собравшись, крикнул мне в спину:
— Эй, как ты сказал, тебя зовут?
— Терминатор, — не оборачиваясь, ответил я.
— А что это такое? Вернее, кто это такой?
— Ну, значит, ты не очень сведущ в уголовной хронике.
Когда дверь закрылась за мной, я уже знал, что провернул что-то неправильно, но возвращаться было трудно. Наладить новый разговор не удалось бы, даже если бы я самолично разжигал для него «косяки». За дверью послышались резкие, мощные звуки телевизора.
Глава 22
В Прилипале за столом секретаря сидела не Клава, я не сумел скрыть своего разочарования. Девица, которая ее замещала, тоже заметила мое выражение. Но пыталась улыбаться. Только мне эта улыбка почему-то показалась ненужной и совершенно фальшивой.
— А где девушка, которая работала тут вчера?
— Сегодня ее на работе не будет, она взяла внезапный отпуск.
Вот так, внезапный, неожиданный, обвальный, авральный, скоропалительный… Кажется, это вызвало у меня приступ раздражения.
— Я могу чем-нибудь вам помочь?
Она еще спрашивает.
— Вряд ли. — И, не реагируя на ее крики, я прошел в кабинет Бокарчука.
Но и тут меня ждал сюрприз. Вместо Феди, который должен был, по моему предположению, все это объяснить, сидел Боженогин. Он был тих, светел, в новом галстуке и очень аккуратно причесан, прямо прилизан до основания каждого волоска. Я сел перед его столом, не здороваясь.
— Начальство замещаешь?
— Д-да, пожалуй. — Он нервничал, но пока не очень сильно. Ничего, мы поможем.
— Замещаешь, значит, начальство, хотя узнал об этом только сегодня вечером, по телефону, вероятно?
— Да, — теперь он вел себя потверже. Ничего, это тоже поправимо. — А какое вам, собственно, дело до того, кто у нас в агентстве кого замещает?
— Да, ты прав, абсолютно никакого.
Он удовлетворенно кивнул и уже открыл было рот, чтобы сказать что-то, но я, неожиданно даже для себя, прыгнул через стол и схватил его за шиворот левой. Правой я заблокировал его руку, уже потянувшуюся к заветной кнопке. Нажать ее ногой он тоже не мог, ноги оказались в стороне.
— Только это все неспроста, верно? И мне нужно знать, что вы тут скрываете, понял? Почему вы играете в такие игры с подстановками и перестановками, зачем вам понадобилось прятать Клавдию, кто стоит за моим сладким другом Федей?..
Он откинулся назад, протащив меня по своим бумагам, вероятно, они смялись. Он побледнел.
— Я не знаю, какие у тебя с ним отношения, но это все не так, как ты думаешь.
— А как я думаю?
Мне полагалось быть тупым и ломовым. Они не должны были знать о моем восхищении более тонкими методами работы, о моей психологической подготовке и вообще о том, что я не люблю ругаться. Они решили упереться, это было понятно, и я за это на них не очень даже сердился. Но мне нужно было делать свое дело, а проникнуть в их тайны я мог только одним способом — заставив их что-то делать, а так как они будут делать это мягко, деликатно, нежно, нужно было следить именно за всеми их мягкими движениями.