— Та стерва парализованная.
Я подскочил к нему.
— Откуда знаешь? Следил за мной, верно?
Он покачал головой.
— Нет, не следил, иначе хрен бы ты нас взял. Мне сказал… — Он поискал глазами что-то за моей спиной. Я тоже обернулся, он высмотрел труп Жалымника: — Вот он.
Это была правда. Жалымник всегда действовал по его приказу. И неправильную наводку на Малино тоже дал по приказу Духовного-Запамолова.
— Ладно, в конце концов, нужно когда-то и отдыхать. У меня скоро кончается рабочее время, пора вызвать вторую смену.
Я отошел, стал чирикать на своей трубке. Но теперь голос подал Джазохов:
— А если мы тебе заплатим не за свободу, а за то, чтобы ты сдал нас ментам?
Это было то, что нужно. Но я сделал вид, что просто поражен этой идеей. И растерянно развел руками.
— Да, — он был тверд. — Ментам.
Понять его было можно. С ментами было бы спокойнее, они не стали бы очень уж пытать, вели протоколы и в конце дела не стреляли, а передавали дело в суд. Впрочем, еще до суда появлялся адвокат. Идея заинтересовала и Запамолова. Он поддержал Папу.
— Да, ты сдашь нас ментам и деньги получишь. Ну, так что?
Глава 45
Внезапно чья-то рука легла мне на плечо. Я едва удержался, чтобы не выстрелить, но сумел медленно обернуться. Это была моя голубка с «ремингтоном».
— Может, в самом деле, лучше будет денег срубить? — голосок ее звучал напряженно, в нем проскальзывала алчность.
Я улыбнулся ей по-дружески.
— Подружка, я и пытаюсь смолотить казну, но без пули в спину. И не ждать смерти под пытками где-нибудь на снежной полянке в лесу или в таком вот уютном месте.
Я обвел «узи» подвал. Она усмехнулась и шагнула назад, но я чувствовал, что не совсем убедил ее. Она все еще верила людям. И почему в этой стране таким вот симпатичным дурочкам так хронически не везет?
Я повернулся к Запамолову. Подошел к нему и изо всех сил ткнул стволом в брюхо, чуть в стороне от брюшины, чтобы глубже войти, он согнулся, но в глазах его читалась выдержка и воля.
— Тебе меня действительно не перекупить, режиссер. Но можешь все-таки немного откупиться. Кто убил Веточку?
Он закусил губу до крови, потом попробовал выпрямиться, я ему не дал. Его желудок сейчас, наверное, болел, как будто его уже пробила пуля.
— Мы ее не убивали.
— Почему около нее появился Жалымник?
— Я приказал ему. Но он оказался еще тем обормотом, даже закрутить с ней не мог, она его отшила… Отпусти, — попросил он.
Я и не думал его отпускать.
— Это было до того, как ты ушел из Прилипалы?
— Не знаю, не помню. Он разве не говорил тебе? Он же все должен был рассказать, я просил его не скрывать ничего, чтобы ты отвязался от нас еще тогда, вначале…
Я отпустил его, он уже ни о чем другом, кроме своей боли, думать не мог.
— Он много что говорил, все не упомнишь, — процитировал я покойного слесаря.
Он вытер свободной рукой пот со лба. За спиной я разобрал отчетливый вздох, как ни странно, банде очень нравилось, что я мучаю Духовного, многие были разочарованы тем, что я его отпустил. Скоты и есть скоты.
Но не это сейчас было главным. Нужно было думать. Итак, я начал думать.
Режиссер переходит в Прилипалу. Там крутится Веточка. Она что-то разузнает, он пробует ее держать под контролем и подсылает самого большого бабника, который попадается ему на глаза, но у того не выходит. Разный уровень интеллекта и воспитания.
Но все-таки Веточка что-то знает, причем такое, что ее убивают. Впрочем, режиссер тогда уже вне Прилипалы, иначе он бы не упустил возможность что-то узнать. Потому что сразу из этого агентства он переходит к Папе, а просто так, без криминальных склонностей в банду не идут. Он решил делать бандитскую карьеру, и вроде бы она у него задалась, потому что очень скоро они уделали Делегатов, которыми руководил совсем не новичок в этом бизнесе. Конечно, Папа для такого слаб, тут чувствуется рука Духовного.
А банда явно сменила почерк, стала более решительной, твердой, четче понимала свои интересы и могла их отстаивать на самом жестком языке — блатном с московским выговором.
Значит, так, режиссер Запамолов мог чего-то не знать про смерть Веточки, но Духовный, задумавший пробиться к серьезным криминальным деньгам, не мог совсем ничего не знать об этом. И сейчас он темнил. Это следовало исправить.
Я снова подошел к нему.
— Слушай, Духовный, ты темнишь, как последний фраер. Неважно, до твоего ухода из Прилипалы или после убили Веточку. Важно, что ты бы не упустил возможности что-то про это узнать. Верно? — Я внимательно посмотрел ему в глаза. — И ты узнал.
Он ничего не ответил, но я был уверен, что прав.
— Тогда так, или ты колешься, или я зову Делегатов.
Снова вздох по прикованным сатанистам. Они нервничали, потому что ничего уже не понимали. Но они и не должны были понимать.
— В чем он должен расколоться? — спросил Папа.
— Он знает, кто убил Веточку. Только молчит, а меня это обижает.
Запамолов отвернулся от меня, вернее, попытался это сделать, потому что я взял его вежливо всей пятерней за нижнюю челюсть и повернул к себе.
Он молчал, он смотрел на меня с тоской, от которой хотелось завыть. Он боялся, он знал, что, если проговорится и я дойду до чего-то, его точно грохнут, не менты по закону, так в зоне, без всякого закона. Вернее, по воровскому приговору, а это еще вернее, чем вышка в суде.